В поисках Шамбалы - страница 35

Первый цикл объединен названием «Священные знаки». Здесь все подчинено ключевой теме — пробуждению пытливого человеческого духа. Он лишь смутно различает, он не видит, а скорее угадывает светлые знаки, которые затемнены для него и ночною мглой, и туманом суетливой повседневности, и пеленою собственных сомнений и страхов. Это как бы начало трудного, но радостного пути восхождения.

Во второй части книги («Благословенному») смутное ожидание открытия вырастает в уверенность. Человек слышит свой внутренний голос, зовущий к труду и творческому напряжению. Горы, облака, небо — все пронизано зовом: «Встань, друг. Получена весть. Окончен твой отдых».

Третий раздел книги — «Мальчику». Мальчик — это творческий дух человека, делающий первые робкие, но уже самостоятельные шаги. В духовной битве, битве света и тьмы, мальчик вырастает в воина. Ему сужден подвиг. «Победа тебе суждена, если победу захочешь».

Четвертую часть книги составляет поэма «Наставление ловцу, входящему в лес». Для Рериха поэма имела особое значение, он считал ее главной программной вещью. Созданная в 1921 году в радости поэтического озарения (поэма написана, что называется, за один присест, в один день!), она предваряет самый важный, самый зрелый период в творчестве художника. Голос творца, осознавшего свое назначение, звучит здесь с полной силой. «Это твой час… Радуйся! Радуйся! Радуйся! Ловец трижды позванный».

Маленькая философская поэма «Священные знаки». В ней автор как бы оглядывается на все, что оставлено минувшим.

В этом напряженном, пронизанном предчувствием открытия тайн стихотворении, которое дает настрой всей поэтической книге, хотелось бы выделить строки: «Сказка-предание сделалось жизнью». Здесь буквально в одной фразе запечатлено отношение Рериха к легенде. Легенда, сказка, предание играли исключительную роль в творчестве художника. Смешение реального и легендарного, пожалуй, самая характерная особенность его стиля. Граница между ними у него исчезающе зыбка и подвижна. На его картинах реальные предметы, окружающие нас, незаметно приобретают сказочные очертания; в прозрачных контурах облаков и гор внезапно различаешь величественно-одухотворенные лики, а персонажи народных сказаний (Гесэр-Хан, Матерь Мира) «заземлены», они наделены человеческими чертами.

Понимание краеугольной значимости легенды у Рериха не только эмоция, не только интуиция, оно базируется на опыте, наблюдениях, на глубоком изучении исторического материала. «Самые серьезные ученые, — говорит художник, — уже давно пришли к заключению, что сказка есть сказание. А сказание есть исторический факт, который нужно разглядеть в дымке веков».

«Неведомые нам слова. Все они полны смысла». Но письмена, берегущие «мудрые тайны», не только иероглифы или клинописные знаки, над расшифровкой которых бьются умы выдающихся ученых. Для Рериха понятие «письмена» выступает в расширенном и глубинном значении слова. «Мудрые тайны» хранят не только умершие языки древности, их дыхание доносит до нас и поэзия народных преданий. Но мы однозначно и придирчиво-педантично подходим к легенде. По существу, мы усваиваем лишь внешнее начертание образа, не пытаясь проникнуть в первозданность смысла его. Мы забываем, что язык легенд — это язык древних символов. А он нами утрачен, и его надо восстанавливать.

«Знание преображается в легендах. Столько забытых истин сокрыто в древних символах. Они могут быть оживлены опять, если мы будем изучать их самоотверженно».

Но здесь, как нигде, неуместны буквальное прочтение текста, узколобый педантизм, который, тщательно пронумеровав каждое дерево в отдельности, не замечает, как деревья превращаются в лес. Открытие тайны приходит как результат озарения. Вот уж где ученый обязательно должен соединиться с поэтом.