В Осаке я продолжал приемку винтовок. Их подготовляли очень малыми партиями, и поэтому происходили постоянные задержки.
Моя цель заключалась в том, чтобы попутно с осмотром выяснить все способы исправления японских винтовок. Как только встречался какой-нибудь изъян, я сейчас же показывал винтовки присутствующему при осмотре офицеру. И он здесь же, при мне, исправлял ее — заменял негодную часть или чинил ее (в его распоряжении было несколько слесарей).
Все это мне очень помогло впоследствии, когда меня послали на фронт и когда мне надо было осматривать японские винтовки, состоявшие на вооружении русских частей.
В Осаке мне пришлось пережить одну любопытную историю, весьма характерную для того времени.
Вернувшись как-то с завода, я застал в приемном зале гостиницы двух поджидавших меня иностранцев. Коверкая французские слова, они отрекомендовались инженерами — представителями одной из технических американских контор, находившихся в Осаке. Оба производили впечатление блестящих джентльменов. Отлично сшитые пиджаки в обтяжку, шелковые платочки в боковых кармашках, накрахмаленные воротнички, сверкающие белизной, — все это подчеркивало их достоинство и солидность. Сухие бритые лица и безукоризненные английские проборы дополняли облик типичных представителей заокеанской державы.
— Мистер Федоров! — начали они. — Мы уже хотели поехать в Токио, чтобы переговорить с председателем вашей миссии. Но узнали из газет, что мистер Федоров, русский оружейник, находится в Осаке...
Я ждал, к чему поведет это вступление.
— Мы получили телеграмму из Вашингтона, — продолжал один из них. Есть возможность устроить для вас покупку прекрасных винтовок Краг-Юргенсона.
Я знал, что это были старые винтовки образца 1889 года. Заряжали их не из обоймы, как современные, а вкладывая патроны по одному. Но я смолчал, ибо тогда для России всякое предложение могло иметь интерес. Еще одно обстоятельство показалось мне довольно странным: почему правительство США избрало такой сложный путь, а не обратилось непосредственно к русскому военному агенту, находившемуся в Вашингтоне?
Разумеется, об этом я тоже умолчал, так как подобный вопрос выдал бы мое подозрение. Надо было сначала узнать как следует, в чем состоит предложение. Мне была хорошо знакома система винтовок Краг-Юргенсона. Калибр их был одинаковым с русскими трехлинейными винтовками, однако патрон несколько отличался от нашего, поэтому русские патроны не годились для американских винтовок (пришлось бы разделывать у них патронники). Вот почему я тотчас же поинтересовался:
— Вы предлагаете винтовки с патронами? Сколько же патронов вы можете дать на каждую винтовку?
Вопрос застал моих собеседников врасплох. Они замялись и, видимо, не знали, что ответить. Потом один решительно отрезал:
— Мы можем уступить вам одни винтовки, без патронов.
— Четыреста тысяч экземпляров! — подхватил другой.
Цифра эта была рассчитана на то, чтобы произвести эффект.
— А по какой цене?
— О, эта сторона не будет служить препятствием; американцы не имеют намерения наживаться на нуждах России, — ответили они уклончиво.
— Где находится ваше оружие? Когда его можно осмотреть?
На все вопросы следовали туманные и неопределенные ответы. Не было сомнения: передо мной темные дельцы, авантюристы или спекулянты. В то время их было множество. Как жадные мухи, набросились они на больное тело русской армии, чтобы нагреть руки на нашей беде. «Американские представители» наверняка ничего не имели за душой и лишь хотели позондировать почву. Им, видимо, предстояло решить, стоит ли закупать в Америке довольно старые винтовки для последующей перепродажи их России. Это напомнило мне историю мертвых душ господина Чичикова.
И все же категорически отказываться от этого предложения не имело смысла. Кто знает, может быть, два ловких джентльмена в самом деле могли бы раздобыть оружие? Американское правительство не мешало своим фабрикантам и банкирам извлекать выгоды из военных поставок, все равно всё деньги оставались в Америке. Поэтому я ответил, что мы могли бы приобрести винтовки, но нужно знать точно все условия и осмотреть оружие. Я обещал также немедленно сообщить обо всем генералу Гермониусу. Мои собеседники почтительно раскланялись и ушли. Больше я их не видел.
