Только лишь когда хлопнула дверь, Алан кинулся на кухню, запихивая в себя все съестное, что мог найти, даже не разогревая. После чудесного исчезновения головной боли на ее место пришел дикий, опустошающий голод.
Наевшись так, что с трудом получалось дышать, Алан отправился в «отцовскую» комнату, решив немного посмотреть телевизор.
В принципе, получился чудесный пятничный вечер: поборовшись со скукой, Алан кое-как доделал уроки; еще раз позавтракал; немного порисовал; затем еще чуть-чуть посмотрел телевизор. Ближе к девяти заскочила пьяненькая и очень довольная мать, принесла на тарелке немного вкусного: пару кусков пирога из бурачных листьев и сыра, мяса, фасолевый салат. Пошуршав на кухне опять убежала, предварительно напомнив чтобы поздно не ложился.
Лег Алан около двенадцати. Завтра выходной, поэтому можно поспать чуть подольше…
Когда именно пришли родители он не слышал.
Алан проснулся посреди ночи от странного ощущения – что-то в окружающей обстановке явно было не так. Но вот что?!
В горах луна всегда светит ярко. В разбавленной лунным светом темноте очертания предметов хорошо различимы. Но сколько он не озирался по сторонам, сканируя полумрак сонным взором, все никак не мог понять, что же не так, что изменилось. Наверное, его потревожил остаток неприятного сна. Он повернулся набок, в надежде поскорее заснуть.
Только лишь подложив под голову руки он понял в чем причина. Часы на его запястье шли, издавая отчетливый звук ожившей секундной стрелки… стрелки, которой на самом деле не было.
Тик-так-тик-так-цок-цок-тик-так… – чеканила секунды невидимка.
Сев на кровать и включив настольную лампу, Алан посмотрел на циферблат, борясь с желанием зажмуриться – «три сорок пять». На табло дней – «нолик» и «пятерка» скрывшись на половину сместились вверх, а снизу показались очертания «нуля» и «четверки».
Даже с не думающей спросонья головой Алан сразу увидел не стыковку в цифрах. Когда он надел часы, стрелки показывали шесть часов, а сейчас почти четыре – не могло пройти девять часов с шести до трех. Одно из двух – или он во сне каким-то образом прокрутил барабан переставив стрелки, или время на этих часах шло вспять. А судя по четверке на табло дней, именно так оно и было.
Сколько не крутил Алан маленький рычажок справа, стрелки упрямо не желали подчиняться, своевольно управляя Временем.
Тишина больно давила на перепонки. Тело ныло, жаждая привычной почвы под ногами. Здесь даже дышалось не так, как обычно – спокойный, застывший в неподвижности воздух с трудом просачивался в легкие. Сама атмосфера казалась чужеродной, словно я очутился на другой планете, где гравитация, плотность и химический состав совсем другие, отличные от тех, что были на моей. Цвета и краски, температура и запахи, и даже ощущение смертной тоски, в общем все… все кругом другое.
Я стоял на одном из десятков, а может даже и сотен перронов огромного железнодорожного вокзала. Мой поезд послушной лошадкой дремал в тупике. Одиннадцать вагонов всегда представлявшиеся непобедимыми громадинами сейчас можно сравнить разве что с детской игрушкой. Тому виной был на добрый метр возвышающийся над путями и уходящий вдаль насколько хватало глаз асфальтированный парапет. Этот вокзал вообще являл собой монументальное сооружение. Влево расползалось несчетное множество путей. Лишь вдалеке виднелись границы вокзала. Интересно, чем на самом деле он обрывался – то ли серой стеной, то ли пути уходили дальше, у горизонта создавая иллюзию границы? Справа, так же лишь смутным силуэтом еле различим вход в здание Вокзала. Трехэтажный уродец тянулся вдоль путей справа налево, достигнув меня убегал дальше. За огромными окнами кроме темноты ничего нельзя различить.
И все это защищал от переменчивых настроений природы, свод из железа и стекла. Огромная крыша, служившая небесным отражением железнодорожных путей, точно так же уходила бесконечно вдаль. Над путями она нависала жестяными пластинами, над платформой – из прозрачных квадратов, видимо пластика или мутного стекла. Все это массивное сооружение опиралось на стальные балки, толстыми стволами вырастающими из асфальта.
