Он решил воздействовать на ее совесть:
— Я вижу, Валентина, что вы что-то недоговариваете... Почему вы не желаете помочь следствию? Мы должны поймать и обезвредить опасного преступника. Кто знает, может быть он бродит где-то поблизости, замыслив новое преступление? Ваш долг — рассказать все, что вы знаете.
— Я ничего не знаю, — продолжала настаивать на своем девушка.
— Идите! — сердито махнул рукой Писаревский. — Вы свободны...
Еще больше испортилось у него настроение, когда, приехав в бюро судебно-медицинской экспертизы, он узнал, что эксперты высказали сомнение по поводу ножа, найденного на приусадебном участке Васильева. Они заявили, что нож, лежавший на запорошенной снегом траве, вовсе не тот...
— Понимаешь, Володя, — говорил Заславский, сидя за своим огромным письменным столом, через который не дотянешься и рукой, чтобы поздороваться, — характер ран на теле убитой таков, как если бы повреждения наносились ножом с раздвоенным обушком. Нож же, найденный на приусадебном участке, наносит совсем другие повреждения. Вот такие, — нарисовал он на бумаге.
Писаревский слушал молча и непрерывно курил. Уже целая груда окурков заполнила пепельницу.
— Далее, — продолжал Заславский, — длина раневого канала от кожи живота убитой до ее позвоночника, который тоже оказался задетым, — тринадцать сантиметров. Нож же — на два сантиметра короче. Так что не сходятся у вас, братцы, концы с концами. Выходит одно из двух: либо преступник попался слишком умный, для отвода глаз подбросил вам другой нож, либо ошибается человек, нашедший его на траве. Он полагает, что нож тут раньше не лежал и, видимо, заблуждается.
— Либо заблуждается экспертиза! — в запальчивости, не сдержавшись, воскликнул Писаревский.
Заславский помолчал.
— Можешь думать, что угодно, — начал он после паузы. — Я не обижаюсь, Володя, лишь потому, что хорошо знаю тебя — недаром мы с тобой, как говорится, пуд соли съели, работая вместе. Только учти еще, что крови на ноже не обнаружено. Имеющиеся на нем бурые пятна — просто ржавчина. Впрочем, кровь, если она и была, могло смыть дождем или снегом. Здесь я не настаиваю на категоричности утверждения.
— Завел же ты меня в тупик! — промолвил на прощанье Писаревский и с тяжелым чувством покинул кабинет.
И уж совсем мрачно стало на душе у следователя, когда, вернувшись во Всеволожск, он узнал, что мать убитой отправлена в психиатрическую лечебницу — так подействовала на нее гибель дочери.
Но тут предстал перед ним еще один свидетель, выявленный благодаря подворному обходу.
...Зоя Кулешова, молоденькая санитарка одной из ленинградских больниц, хорошенькая хрупкая блондинка, в тот вечер приехала из Ленинграда в Мельничный Ручей на такси. Было уже поздно. Зоя пошла одна по улице. Отойдя на довольно значительное расстояние, она увидела на автобусной остановке мужчину.
Что он делал тут один, в поздний час, когда машины уже перестали ходить, Зоя, конечно, выяснять не стала, а прошла мимо. Вдруг она почувствовала, что ее преследуют. Неужели тот самый мужчина? Зоя, не останавливаясь, кинула взгляд через плечо — да, тот самый! Что ему надо?
А незнакомец не отставал. Он даже прибавил шаг. Расстояние между ним и Зоей сокращалось. Тогда девушка решила скрыться от преследователя. Она юркнула в первую попавшуюся калитку. Постояла немного за деревьями. Вышла, а мужчина уже поджидает. В руке — нож. Кто он — грабитель, насильник или, может быть, просто психический?
Другая бы на месте Зои, наверное, испугалась, стала плакать, молить о пощаде. Но хрупкая Зоя не растерялась даже тогда, когда мужчина приставил нож к ее груди и сказал: «Тихо! Не кричи! Не шуми! Ты сама должна понимать, что мне надо!» Зная, что поблизости живут ее друзья — студенты Санитарно-гигиенического медицинского института Владимир Зозуля, Владимир Аникеев и учащийся техникума общественного питания Вадим Ходош, — девушка решила заманить туда незнакомца.
— Давай пойдем в дом, — предложила она, — там никого нет.
Незнакомец немного поколебался, но пошел с Зоей, одной рукой уцепившись за рукав ее пальто, а другую держа в кармане.
