— Мистер Репко, скажите, а Бастилла и Мансон о чем-нибудь спрашивали или просто сообщили вам про Берда?
— Они спрашивали про ее работу, про то, были ли у нее приятели, мужчины… В таком роде.
— Их интересовал «Левередж»?
— Пожалуй. — Тут он нахмурился, как будто что-то вспомнил. — И вот еще что…
— Что?
— Детектив Бастилла хотела посмотреть книгу соболезнований с похорон. Хотела сделать копию.
— А мне можно на нее взглянуть?
— Ее еще не вернули. Когда вернут, вам сообщить?
— Да, спасибо.
Он проводил меня обратно в гостиную. Братья смотрели на меня так, словно ждали от меня какого-то важного вывода, но я мог только пообещать, что позвоню, как только узнаю что-нибудь важное. Миссис Репко с ними не было, но Майкл протянул мне список имен и телефонных номеров. Мистер Репко пошел меня провожать. Майкл направился за ним, но отец остановил его:
— Я сам провожу мистера Коула. Хочу перекинуться с ним парой слов наедине.
У входной двери мистер Репко замялся. И посмотрел на мое лицо. Его парни здорово меня обработали.
— Майкл рассказал мне, что произошло. Вы могли вызвать полицию. И наверное, до сих пор имеете право подать на нас в суд.
— Не понимаю, о чем вы.
Он отвел взгляд:
— Первые недели я только и думал, что сделаю, если его найдут. Меня мучили безумные фантазии — как я стреляю в него в зале суда, как нанимаю киллера, чтобы тот прикончил его по дороге в тюрьму.
Он замолчал, и я чувствовал, как ему больно.
— Приношу свои извинения за поведение моих сыновей, мистер Коул. Я не должен был этого допустить. Прошу вас, позвольте мне возместить вам ущерб.
— Мистер Репко, я, пожалуй, пойду.
Я вышел. Прошел по чудесной аллее, оказался на чудесной улице и встал у машины. Я думал о том, зачем Конни Бастилле понадобилась книга соболезнований с похорон. Возможно, она для проформы проверяла, нет ли там имени Берда. Или искала еще чью-то подпись — например, того человека, наличие чьего ДНК проверяли, проводя исследования вслепую.
Я все еще размышлял об этом, когда подъехала серая «краун-виктория» и двое мужчин в темных очках уставились на меня. Им обоим было слегка за тридцать, темноволосые, коротко стриженные, в галстуках, но без пиджаков. С непроницаемыми лицами. Окно со стороны пассажира опустилось.
— Вы либо полицейские, либо «люди в черном», — сказал я. Пассажир показал свой жетон и махнул рукой, указывая на заднее сиденье:
— Я Дарси. А это Мэддакс. Давайте поговорим о Дебре Репко.
Мне не хотелось садиться к ним в машину.
— Говорите. Я отлично вас слышу.
Дарси посмотрел в боковое зеркало. Мэддакс перегнулся через своего напарника, чтобы получше меня разглядеть.
— Вы Коул, да? Тот самый тип, что отпустил Лайонела Берда?
— А не поцеловать ли тебе меня в задницу, Мэддакс?
— Мы не верим, что ее убил Берд. Садись в машину, поговорим.
Я сел, и мы поговорили.
Мэддакс заехал в тенек, под вяз, но мотор выключать не стал. Дарси был покрупнее, с мясистыми руками и медленными движениями человека, привыкшего все тщательно обдумывать. Мэддакс был другой. Он все время нервно перебирал руками и как будто был чем-то недоволен. Дарси повернулся лицом ко мне, а Мэддакс все оглядывался — будто опасался, что нас увидят.
— Отличный здесь наборчик, да, приятель? — сказал Дарси. — Братья — это нечто.
— Сыпь подростковая.
— Точно. Миссис Репко позвонила нам сегодня утром. Просила нас что-нибудь с тобой сделать.
— И вы делаете?
Мэддакс перестал вертеться и покосился на меня.
— Это мы тут шеи гнули. И вдруг получили приказ прекратить работу. А через неделю Маркс со своими болванами закрыл семь дел.
— Может, болваны лучше вас?
— Ага. И Берда достали у себя из задницы.
Дарси и Мэддакс оба смотрели на меня. Мы сидели в машине в Пасадене, под вязом. Их не должно было здесь быть, и им не следовало со мной беседовать.
— Так вот какой у нас с вами разговор без протокола, — сказал я.
— Вроде того. Мы считаем, что не надо было закрывать дело.
— А если я вам скажу, что дело не закрыто? Если я вам скажу, что оперативники собирали ниточки с одежды погибшей как раз тогда, когда Маркс делал заявления насчет Берда?
— Я скажу — продолжай, — прищурился Дарси.
