Александр накинул безрукавку и пошел из дома, бросив на ходу: - Пойду, пивка выпью...
К даче номер 34 подкатил милицейский "УАЗик", из него, щурясь на солнце, тяжело выбрался пожилой участковый старший лейтенант Пал Палыч Шило. Он поправил китель, кобуру на ремне и, помахивая планшеткой, неторопливо направился к дому. Во дворе он остановился у веревки с бельем, потрогал рукой рубашку Александра, затем кепку хозяина дома, покачал головой. Не стучась, толкнул входную дверь и вошел в дом. - Есть кто живой? - с подтекстом спросил он. Люба отпрянула от армейской фотографии мужа, стоящей на старом буфете. Уголок фотографии украшала черная лента, по сторонам стояли зажженые свечки. - Кто там? - нервно спросила она, вытирая распухшие от слез глаза. На пороге комнаты появился Шило, снял фуражку и улыбнулся приветливо: - Здравствуй, Любонька. Как поживаешь? - Ничего, - ответила Люба, загораживая собой фотографию и еще более нервничая. - Вам чего, Пал Палыч? - Стас-то дома? - неторопливо осматривая комнату, спросил участковый. - Нету, ушел куда-то, - ломая руки, соврала Люба. - Ну и ладненько, - не огорчился Шило. - А когда вернется? - Не знаю... - Люба тихонько передвигалась, закрывая собой фотографию. Вобще-то он сегодня не ночевал, пьет где-то. - Ага, ага... - мурлыкал участковый. - Ну и ладненько. Он плавно скользнул в сторону и взглянул на фотографию: - Видно, далеко ушел благоверный-то твой, а? Люба нервно шагнула в сторону. - Не знаю, ничего не знаю... Вы завтра приходите - может, вернется... фальшиво улыбнулась Люба. - Ну и ладненько, - обрадовался участковый. - Завтра, так завтра. Он раскрыл планшетку, вынул оттуда ручку и казенного вида бумагу, и положил все аккуратно на стол: - Ты вот здесь подпиши, Любонька, да пойду я, дел нынче много. Люба опасливо подошла к столу, взглянула на бумагу: - Что за бумага?.. Зачем это мне ее подписывать? - А это подписочка о невыезде, Любонька, давай, подписывай, - ласково улыбнулся участковый. Люба дрожащей рукой взяла ручку. - Вот здесь, милая, - показал пальцем Шило. Люба неровно расписалась. - Вот и ладненько, - удовлетворенно мурлыкал участковый, убирая подписку и ручку в планшет. - А Сашкину рубашку и кепку мужнину я конфискую сам, ты сиди, сиди. - Зачем... рубашку?.. - сомлела от ужаса Люба. - Улики, милая, - сокрушенно вздохнул Шило. - Ну, будь здорова, Любаша. Шило неторопливо пошел к выходу, но в дверях снова остановился: - Да, чуть не забыл: где Читенок-то? - Не знаю я... - жалобно сказала Люба, едва сдерживая слезы. - Ну и ладненько, - согласился Шило. - Найдем. Он вышел во двор, аккуратно снял с веревки рубашку и кепку, уложил их по отдельным целлофановым пакетам и залез в "УАЗик".
Наступал вечер. Гудела электричка, приближаясь к станции. Рядом с магазином под высоким раскидистым тополем желтела пивная бочка на колесах. Возле бочки, кто сидя, кто стоя, пристроив кружки и банки на ящиках и тополиных сучьях, отдыхали мирные жители поселка, занимаясь спокойными разговорами и деля закуску. Александр Читков, окруженный несколькими товарищами, сидел на большой деревянной кабельной катушке и ловко чистил воблу. - Ладно. Повторю еще раз, - сказал маленький усатый мужчина в хлопчатобумажной строительной робе. - А ты слушай внимательно, учитель. - Минуту. Я запишу условие, - интеллигентный парень лет тридцати достал блокнот и авторучку. - Пиши. Значит так: три мужика скинулись по червонцу, и послали четвертого за водкой. Тот пошел, и купил пять пузырей по пятерке. - Пятера осталась, - напомнил третий товарищ и выпил пивка. - Да. С этой пятеры он вернул ребятам по рублю, а двоечку забрал на карман, за свои услуги. Записал, учитель? - Ага... - учитель торопливо заносил в блокнот данные. - Значит, получается: была тридцатка. Он взял по червонцу, вернул по рублю. Это все равно, что он взял бы по девять. Так? Трижды девять двадцать семь. И два рубля на кармане. Двадцать девять. А было тридцать. Где еще рубь? Учитель задумался. - Чего тут думать, - засмеялся Александр. - Попятил он рублишко-то. - Таких цен давно нет, - мрачно сказал четвертый товарищ. - О! Менты пошли по пиву, - сказал третий, хлебнув пивка. Через толпу отдыхающих к кабельной катушке пробирался Пал Палыч, и с ним трое дружинников. - Здорово, Палыч! Как она? - весело крикнул усатый. - Здорово, Семен. Отойди-ка в сторонку, - сказал добродушно Пал Палыч. Ну, Саня, нагулялся? Читков отложил воблу и встревожено посмотрел на участкового. - На свои гуляю, - нервно сказал он, кося по сторонам глазами. Дружинники брали его в кольцо. - Да... Побегал я за тобой. А ты - вон где. Сидишь, пивко сосешь. Совесть-то не гложет, Саня? - отечески пожурил участковый. - А чо? Поп что ль наклепал? Брехня! За мной нет ничего. - Ну и ладненько. Нет так нет. Давай-ка, допивай, и прокатимся с тобой. - Куда это? Не поеду. - Поедешь, - спокойно сказал Пал Палыч, жестом шерифа доставая из-за спины наручники. Читков плеснул ему в лицо пива и рванулся в сторону. Перед ним оказался тщедушный дед лет шестидесяти пяти с повязкой дружинника на рукаве. Лицо его перекосилось от страха. Он попятился, засовывая руку под полу пиджака. Под пиджаком он выставил указательный палец, оттопыривая ткань, и, продолжая пятиться, быстро, с мольбой в голосе произнес: - Шурик, Шурик, не балуй, застрелю, голубчик... Пистолет у меня, видишь? Читков швырнул в него воблой, но тут сзади ему на спину прыгнул маленький злобный дружинник и вцепился в горло стальным захватом. Толстый дружинник рухнул на колени перед Читковым и схватил его с визгом за ногу. Тут подоспел мокрый Пал Палыч и щелкнул наручниками. Народ, разбежавшийся в стороны, наблюдал эту сцену с ужасом и восторгом. Учитель выглядывал из-за дерева. - Прощай, ребята! - с надрывом крикнул Читков. - Повязали сокола... Эх, жизнь моя- копейка!.. Его затолкали в воронок.
