Сева отдал мне катушки…
— А какие у тебя планы на сегодня? — поинтересовался фельдмаршал у расстроенного ординарца.
— Вроде никаких. Думал тебе позвонить и на базу поехать. Всё равно делать нечего… а там, — он зажмурился, — там музыка!.. Ты не представляешь, как она мне, в последнее время, нравится. Я последнюю неделю только о ней и думаю…
— Теперь становится понятно, чтой-то, папá забеспокоился, — вздохнул я.
Сева хотел что-то возразить, но не решившись, лишь махнул рукой.
— Короче, я тоже хотел тебе предложить поехать на базу и записать вокальную партию песен, которые пою я.
— Так ты же говорил, что стихи ещё не написаны.
— Уже написаны.
— Так, когда же ты успел?
— Да сегодня ночью, не спалось вот и дописал.
— Врёшь?! — раскрыв меня спросил следователь.
— Вру, — легко признался, пойманный на месте преступления преступник.
— Давай! Конечно поедем! А, почему вчера не записали?
— Не хотел песни всем показывать. Мы с тобой вдвоем знаем … и достаточно. Ребятам о них знать, пока не нужно. На эти песни у меня большие планы. К тому же, вчера я не знал, что у нас будет «худрук». Для более ошеломляющей демонстрации, лучше пусть у нас будет семь песен, а не четыре.
— Думаешь, папа договориться?
— Мне. кажется да. Я, практически уверен. Иначе, какой смысл, был во всем этом разговоре? Ну, а если ответ будет — нет, так запись лишней не будет, тем более действительно, делать-то, особо не чего. Я у мамы отпросился, так что «гоу» на студию.
В том, что Аркадий Львович договорится о встречи я не ошибся. Завтра, на своей квартире после обеда и до восьми часов вечера нас будет ждать — Блюмер Яков Моисеевич, 54 лет от роду.
Я поинтересовался:
— Есть ли у него дети?
— Да. Есть. Две девочки. Одной, по-моему, восемнадцать, она учиться в институте, а другой двадцать… Но, я не совсем понимаю, при чём тут…
— Большое спасибо, за гостеприимство, но нам пора, — не дал я закончить фразу задумавшемуся дирижёру.
Пожал его руку, попрощался и позвав Севу вышел.
* * *
— Саша, а зачем ты про детей спрашивал? — поинтересовался в машине шофёр.
— Ну, как зачем? Их двое и нас двое… Да и не дети они уже… Тебе молоденькие нравятся? Значит тебе 18-летнюю, ну а я буду довольствоваться, 20-летней старухой.
Сева, аж дышать перестал и только вылупив глаза смотрел на дорогу.
— Ну, чего ты распереживался-то?.. Нормально, на бл***и сходим. Хоть девах пощупаем, не всё ж целыми днями на базе сидеть, да на гитарах «мундыкать»! Тут живые люди, и даже возможно симпатичные люди… Эх, гульнём… — успокаивал я друга.
— Нет, Саша!.. Я, не могу!.. Я, не буду!.. Ты, лучше без меня сходи. Один. Я тебя в машине подожду, — отмазывался, уже без пяти минут грешник.
— Нет! Так не пойдёт! Пойдёшь со мной! Мне одному, не в тему, сразу двух ублажать. Может быть я и не против, только боюсь, они могут этой «фривольности» не понять. Так, что не ерепенься, идём вдвоём! Хочешь забирай себе старуху, а мне младшенькая достанется, — настаивал я.
— Пойми, Саша! Я, не могу! Не могу! Я, не буду! Я, не буду изменять! Пойми, у меня Юля!..
«Оо, да тут роман. Драма. Безответная любовь?.. А мне казалось, что она с Иннокентием, крутит.» — удивился я про себя, а в слух произнёс:
— Ты чего?! — возмутился совратитель юных душ. — Это ж, для дела нужно! Для всех нас! Для всего ВИА! Ты что, известным стать не хочешь? Знаменитым и богатым, не хочешь быть? Ты не хочешь, так другие хотят! Юля твоя, хочет! Она мечтает петь на большой сцене, а из-за тебя она может и не стать звездой мировой величины! И всё это произойдёт, лишь потому, что ты деваху «оприходовать» не хочешь! Тебе нестыдно?! Эх ты, комсомолец… Не подводи коллектив! Там делов то на десять минут, не больше…
— Нет-нет! Лучше ты, без меня!.. Вон, Антона на пример, с собой возьми… Хотя у Антона семья, жена… Но, всё равно… Лучше, взять его! Он умеет…. И…, и, если он один раз изменит жене, ничего страшного не случится, — выпалил он, «древнюю мудрость» и надежде посмотрев на меня. — Один раз и изменой-то, можно не считать?! Ведь, это нужно для ансамбля… Правильно я говорю? — попытался уцепится за соломинку и найти в моих глазах поддержку своей «мало вразумительной отмазке» страдалец.
