Он внезапно остановился, охваченный приступом безумной ревности. Вдруг у нее есть любовник? Вот и ответ на вопрос, почему ее не волновала его судьба и ей безразлично, выживет ли он или падет от руки Мортимера. Он сделал глубокий вдох. Нужно вернуться к ней и принудить сказать ему правду. Он не позволит водить себя за нос.
Фокс снова направился к лестнице. Тут его внимание привлек неясный звук за спиной, и он круто повернулся. Рука инстинктивно потянулась к рукоятке меча, но оружия на месте не было.
— Де Кресси? Вы?
У Фокса отлегло от сердца. Он узнал голос, принадлежавший смотрителю Вэлмара.
— Фитцер.
— Да, милорд. Что вы здесь делаете? Конечно, вы имеете право здесь находиться, но…
— Я размышляю, — резко ответил Фокс, перебив собеседника. — Скажите мне, сэр Адам, как давно вы служите в Вэлмаре?
— Почти три года. Я поступил на работу к Мортимеру после того, как большая часть его свиты ушла в Крестовый поход с королем.
Три года. Должно быть, Фитцер все еще питал чувство преданности к бывшему хозяину. С ним нужно соблюдать осторожность.
— А что вы думаете о Мортимере? — спросил Фокс. Адам Фитцер замялся.
— Конечно, он не безгрешен. Я так и не смог примириться с его пристрастием к мальчикам. Но я не разделяю мнения, что он заслужил то, что с ним случилось.
— Вы имеете в виду смерть на поединке?
— Нет, я говорил о другом. Вы убили его в честном бою. К тому же он сам бросил вам вызов. Я имел в виду то, что послужило предысторией и довело его до столь плачевного состояния. Не могу сказать, что я питал к нему дружеское расположение, но он все-таки лорд. И мне было тяжело видеть, как человек на моих глазах опускался, превращаясь в жалкое существо. — Он горестно покачал головой. — Леди Николь, ваша супруга. Берегитесь ее. Она непредсказуемая женщина.
Предупреждение больно кольнуло Фокса.
— Поясните ваши слова.
Адам, явно сконфуженный, ответил не сразу.
— Я не могу утверждать, что она прибегает к чародейству, но знаю точно, что водит дружбу с Гленнит, знахаркой, которая, как известно, промышляет колдовством. Она, безусловно, что-то сделала с Мортимером, может, отравила его какой-то гадостью, может, еще что, но только благодаря ей он тронулся умом и потерял человеческий облик.
Фокс хотел спросить Фитцера, есть ли у Николь любовник, но смотритель продолжал:
— И еще ее ребенок. Может, всего лишь кривотолки, но мне и самому казалось, что она ведет себя странно.
— Ребенок? Какой ребенок? — Кровь в жилах Фокса застыла и превратилась в лед.
— Она сказала, что ее мальчик родился мертвым. Но я слышал обратное. Говорят, она задушила младенца в люльке, лишь бы насолить Мортимеру. К тому же доподлинно известно, что она никогда не оплакивала его смерть. Ребенок похоронен в саду у часовни. Там нет ни надгробной плиты, ни иного знака в память об усопшем.
— Отведите меня туда, — попросил Фокс.
— Сейчас, милорд?
— Да, сейчас.
Вытянув факел в руке, Фокс смотрел на круглый могильный холмик, поросший травой и не отмеченный ни монументом, ни стелой. Фитцер кашлянул.
— О чем вы задумались, милорд? Боитесь, что она убьет и вашего ребенка, если понесет от вас? Я бы на вашем месте не беспокоился. Я думаю, что она отважилась на такой поступок только потому, что люто ненавидела Мортимера. Для нее ребенок был единственной возможностью лишить мужа того, о чем он мечтал больше всего на свете. Потеря наследника, я полагаю, и стала одной из причин, почему он спятил. Именно тогда и произошли с ним странные перемены, тогда и пристрастился он к вину…
Фитцер продолжал рассуждения о Мортимере, но Фокс его больше не слушал, предавшись собственным размышлениям. «На кого был похож малыш? На меня или Николь? У него наверняка были черные волосики и, как у всех младенцев, голубые глазки. Если он умер, едва появившись на свет, то уже никто не узнает, потемнели бы они с возрастом или стали бы цвета сияющего серебра. Успел ли он вообще их открыть? Сделал ли он хоть один вдох? Мой ребенок. И она его убила». На смену оцепенению пришел удушающий гнев. Как могла она совершить столь злодейский поступок? Что же она за женщина?