— О, Хлоя. — Он обошел стол и притянул ее в свои объятия. — Чувствуешь?
— Что?
Саид взял ее ладонь и положил себе на грудь:
— Мое сердце.
— Да, — прошептала Хлоя.
— Любовь. Я ее чувствую.
— Ох, Саид. — Она поцеловала его грудь, а потом прижалась к ней щекой.
— Ты не понимаешь, Хлоя? — спросил он, перебирая ее волосы. — Я не нашел себя в пустыне, потому что искал не там. Я там, где ты. И это меня пугает. Я не узнавал ни любовь, ни страх, потому что слишком долго не позволял себе их чувствовать; но теперь я знаю.
Хлоя подняла голову и взглянула ему в глаза. Теперь они были не пустыми, но сияющими.
— Не врагов я боялся, Хлоя, — сказал он. — Мне говорили, что чувствовать нельзя из-за них. Но на самом деле враги моего народа ранили лишь мое тело — мой дядя Калид изранил душу. Он использовал мои собственные эмоции против меня. Забирал все, что приносило мне счастье. Все для того, чтобы подчинить меня своей воле; превратить в то, чем хотел меня видеть. Создать своего суперсолдата. Все, кого я любил, использовали мои чувства против меня — а перед тобой, Хлоя, у меня нет защиты.
— О, Саид…
— Оказалось, именно это мне и нужно, — сказал он. — С тобой я могу быть бессильным, и ты не станешь использовать это против меня. В первую ночь, когда ты привязала меня к кровати…
— По твоей просьбе, — добавила она.
— По моей просьбе, — согласился он. — Я обрел свободу, передав контроль тебе. На мгновение избавился от всего, чему меня так жестоко учили. А потом, на пляже… Хлоя, я не мог справиться с чувствами, которые ты вызывала.
— А я на тебя давила.
— И правильно. С тех пор как я занял трон, мне казалось, что я… ломаюсь. Но ломался не я, а стены — проклятые стены, за которым я был заточен всю жизнь.
— Все равно я не должна была требовать у тебя то, что было нужно мне, и не спрашивать, что нужно тебе.
— Ты, — хрипло сказал Саид. — Ты мне нужна. Навсегда. С тобой я могу быть открытым. Ты меня освобождаешь.
— Ты так много мне даешь, — сказала Хлоя. — Ты забрал мой страх и мою боль, а взамен дал новое начало, новый взгляд на любовь.
— А мне казалось, что я краду у тебя тепло и любовь, чтобы заполнить пустоту в душе. Но больше ее нет, Хлоя.
— Наверное, это и есть любовь: она не отбирает, а прибавляет. Так у меня с Аденом…
Саид прерывисто втянул воздух.
— Аден и ты… — сказал он. — Мне кажется, для такого, как я, это слишком хорошо. Я столько не заслужил.
— Нет, Саид. Ты всегда этого заслуживал; такое счастье у тебя украли. И ты даешь взамен — так щедро даешь мне, и столько еще дашь Адену.
— Я хочу… — Голос у него был сдавленным. — Я хочу стать ему отцом. Твоим мужем.
По щеке Хлои скатилась слеза.
— Я тоже этого хочу. Ну что ж, — сказала она, потянувшись за поцелуем, — шестнадцать лет брака уже не выглядят такими страшными?
— Все равно не идеально, — ответил Саид.
Хлоя нахмурилась:
— Нет?
— Нет, Хлоя аль-Кадар. Шестнадцати лет недостаточно. Мне нужна вся жизнь. Ты должна признать: раз мы друг друга любим, это логично.
— Что ж, шейх Саид аль-Кадар, я не могу возразить вашей непререкаемой логике.
— Значит, в конце концов победила моя логика.
— Нет, — покачал головой Хлоя. — В конце концов победила твоя любовь.
Через пару месяцев они обнаружили, что кормление грудью — не самая надежная форма предохранения.
Хлоя сидела на краю кровати в шоке.
— Ты же ученый, — сухо сказал Саид, находя выражение ее лица почти смешным. — Должна была знать, что такое может случиться.
— Заткнись.
— Что, уже гормоны?
Хлоя швырнула в него подушку.
— Почему ты спокоен?
— Не спокоен. Счастлив.
— Правда?
— Почему нет? Месяцы, проведенные с тобой и Аденом, — лучшие в моей жизни. Ты была права, любовь только растет, а теперь… теперь ее станет еще больше.
— Это может быть второй наш сын, — сказала Хлоя задумчиво.
Саид кивнул:
— И мы будем воспитывать его так же, как первого. И третьего. Мы будем любить всех своих детей. И растить их сами.
На лице Хлои расцвела улыбка.
— Да, этого я и хочу.
— Ты думала, я не захочу?
— Нет, но ведь… традиция…
— К черту традицию. Ты уже проводишь каждую ночь в моей постели, в моей спальне. И мы занимаемся Аденом больше, чем его няньки. Традиция меня не волнует. Я хочу семью.