– Неужели всех юных леди воспитывают в полном неведении?
– Да, большинство из нас очень наивны, – признала Хелен. – Обычно муж решает, что должна знать его жена, и сам наставляет ее в первую брачную ночь.
– О боже, не знаю, кого из них жалеть больше.
– Молодую жену, – не колеблясь, ответила Хелен.
Ему стало смешно, и Хелен тут же напряглась. Почувствовав это, Риз крепче обнял ее.
– Не бойся, мое сокровище, это я не над тобой. Но беда в том, что мне не приходилось раньше объяснять, что такое половой акт, и я понятия не имею, как сделать, чтобы это звучало привлекательно.
– О господи… – прошептала Хелен.
– Не пугайся, в нашем первом соитии не будет ничего ужасного, обещаю. Возможно, тебе даже понравится. – Он прижался щекой к ее макушке и ласково добавил: – Я буду объяснять все свои действия по ходу дела, хорошо?
Хелен кивнула.
– В таком случае пойдем.
Хелен на ватных ногах последовала за ним к кровати. Ей хотелось быстрее нырнуть под одеяло, и она почти осуществила свой план, но Риз остановил ее:
– Подожди.
На ней были только чулки, батистовая нижняя сорочка и панталоны с прорезью в промежности. Он коснулся ее обтянутой чулком лодыжки, медленно провел рукой по голени и, заметив, что дешевый хлопчатобумажный чулок в нескольких местах заштопан, нахмурился и пробормотал:
– Ну разве можно надевать это грубое рубище на такие красивые ножки?
Его рука скользнула на бедро, которое стягивала подвязка, да так туго застегнутая, что к концу дня обычно оставляла красный след на нежной коже. Расстегнув пряжку, Риз обнаружил багровые натертости вокруг бедра и нахмурился еще сильнее, из его груди вырвался возглас возмущения. Хелен не раз слышала нечто подобное. Это была реакция Риза на то, что ему крайне не нравилось. Сняв грубый чулок и с отвращением отбросив в сторону, он принялся за второй.
Хелен возмутило столь бесцеремонное обращение с ее вещами, и она предупредила:
– Чулки мне еще понадобятся.
– Эти – нет, будут другие, – отрезал Риз, – и новые приличные подвязки к ним.
– Но и эти еще вполне пригодны… – попыталась она возразить.
– Они грубые, оставляют следы на коже.
Риз снял второй чулок, скомкал и бросил в камин, где он тут же вспыхнул ярко-желтым пламенем.
– Зачем ты это сделал? – воскликнула Хелен сердито.
– Моя невеста не должна носить такое уродство.
– Но это мои вещи, какими бы они ни были!
К ее досаде, Риз ничуть не раскаялся в содеянном, а лишь пообещал:
– Я подарю тебе дюжину тонких красивых чулок.
Хелен нахмурилась и отвела взгляд в сторону, а он, усмехнувшись, добавил:
– Держу пари, что даже посудомойка на моей кухне не носит такие грубые чулки, да еще и штопаные-перештопаные.
Научившись терпению за долгие годы жизни в семействе Рейвенел, где она всегда выступала как миротворец, Хелен придержала язык и дважды сосчитала до десяти, прежде чем решилась ответить:
– У меня не так много средств, чтобы покупать новые: мне проще заштопать старые, а деньги потратить на книги. Возможно, для вас это не имеет значения, но для меня это самое важное в жизни.
Риз молчал, сдвинув брови, и она решила было, что он подыскивает аргументы в свою пользу, но, к ее удивлению, он вдруг тихо произнес:
– Прости меня, Хелен. Я порой сначала делаю, а потом думаю. Я не имел права так обращаться с твоими вещами.
Поскольку Уинтерборн не имел привычки извиняться или перед кем-то заискивать, ее раздражение сменилось удивлением.
– Вот как? Ну ладно, ты прощен.
– Отныне я не буду трогать твои вещи и нелицеприятно высказываться о них, – пообещал Риз.
Хелен усмехнулась:
– У меня не так уж много вещей, если не считать двухсот горшков с орхидеями.
Его руки легли ей на плечи, пальцы взялись за бретельки сорочки.
– Ты хочешь, чтобы все эти горшки перевезли сюда из Гэмпшира?
– Боюсь, разместить их здесь будет проблематично.
– Я найду способ это сделать.
– Правда?
– Конечно. – Он провел кончиками пальцев по изгибам ее плеч. – Я хочу, чтобы ты была счастлива. Орхидеи, книги, чулочная фабрика, которая будет выпускать шелковые изделия только для тебя.
Хелен прыснула.
– Нет, пожалуйста, не трать напрасно деньги: мне не нужна чулочная фабрика.
