— Такого там тоже хватало, — сказала Рут.
Сол повернулся к ней.
— В исходном материале, — объяснила она. — Мы там много чего повырезали.
— Так это еще не все?
— Все, что стоит смотреть.
Когда пленка пошла снова, цвета стали более тусклыми. Непрозрачно-белесое небо, и озеро плоское, как будто нарисованное, — за темным частоколом тростника и непроработанными стволами деревьев. Весь передний план был занят длинным приземистым зданием, выкрашенным в белый цвет и крытым красной глиняной черепицей. За ним виднелось несколько тех самых деревянных строений, что уже попадались раньше. Через весь экран тянулся ряд маленьких зарешеченных окон. План был статичный, и на всем его протяжении никакого движения на экране так и не произошло. Сол молчал.
— Именно здесь тебя и держали, — сказала Рут. Судя по тону, эту фразу можно было расценивать и как вопрос. — Место первой встречи с Эберхардтом.
Сол кивнул, завороженный тем, что видел на экране — пусть даже без всякой динамики.
— Если бы я тогда мог ходить, — сказал он; и почувствовал, как Рут опустила руку ему на плечо и едва заметно напрягла пальцы. — Насколько все было бы по-другому.
— Сбежал бы с Фиеллой?
— Она тогда и сама-то еле ноги унесла, — Он оторвался наконец от экрана, и голос у него сразу стал более живым. — Навряд ли она была в состоянии унести меня на себе.
— А если бы унесла, вы никогда не написали бы «Die Keilerjagd», — улыбнулся Витторио.
Сол сделал над собой усилие и улыбнулся в ответ.
Дальше пошли места и пейзажи, ему незнакомые: поля с редко растущей пшеницей, оливковые рощи, ветряная мельница с белыми полотняными крыльями, две вороны, которые гонялись друг за другом вокруг колокольни. Витторио то раздраженно ворчал, то что-нибудь этакое говорил Рут насчет применимости той или иной картинки. Когда пленка кончилась, он зевнул и попытался откланяться.
— Мне нужно вернуться в гостиницу к пяти часам.
Зачем ему нужно туда вернуться именно к этому времени, он уточнять не стал.
— А как насчет рабочего материала? — спросила Рут.
— В любом случае в ближайшую неделю мы ничего снимать не сможем. Да и потом все будет зависеть от освещения. А я до той поры все это как раз и посмотрю.
— Как? Если на то, чтобы переснять, времени нет, где ты найдешь время на это? — Тон у Рут стал вдруг довольно резким. — У нас есть просмотровая, у нас есть проектор и материал—и все это прямо здесь и сейчас.
Витторио вздохнул и опустился обратно в кресло. Рут повернулась к Солу:
— Ты не против? Если мы сейчас посмотрим рабочий материал, а к последнему ролику вернемся потом?
— А почему я должен возражать? Я давно хотел посмотреть на то, что вы делаете.
Квартиру, в которой велась съемка, он вычислил довольно быстро. На самом верхнем этаже здания, гордо возвышающегося на правом берегу реки, минутах в пятнадцати ходьбы от его собственною дома. Эти вычурные окна, от потолка и почти до самого пола, не узнать было трудно. В начале сцены Поль Сандор стоял рядом с одним из этих окон, опершись рукой о стену, и что-то высматривал. Одет он был в джинсы и облегающий свитер. Через несколько секунд он подходил к окну. То, что привлекло его внимание, явно приближалось к дому. Когда угол зрения стал совсем острым, он прижался щекой к стеклу, и, хотя виден был почти один только силуэт его фигуры, вид у этого силуэта был явно озадаченный. Потом за спиной у него происходило что-то такое, что отвлекало его от прежнего занятия. Он разворачивался лицом в камеру.
В дальнем конце комнаты, совершенно пустой, если не считать нескольких беспорядочно расставленных стульев, в дверях стояла Лиза Англюдэ. В полутьме актриса была едва видна, но, когда она подошла к Полю, Сол заметил, что надетое на ней платье на самом деле не платье, а мужское пальто: она плотно запахнула его, как будто ей было холодно. Ступни и голени были голые. Губы у нее шевелились. Она явно сердилась.
Сандор покачал головой, и они начали кружить друг вокруг друга, а камера, в свою очередь, объезжала их в противоположном направлении. Лица их то появлялись, то исчезали, его — ироничное и отстраненное, ее — само презрение.
