Из задней части комнаты, совершенно неожиданно для Сола, раздался тихий старческий голос. Дядя Америка выслушал его, потом опять повернулся к Солу:
— Ты быть в… — И запнулся. Он помолчал и сказал: — Месте, — потом сложил ладони лодочкой и произнес еще одно слово, которое Солу было знакомо, он помнил его, но не понимал его смысла. — Ты быть в месте. — Дядя Америка снова сложил руки лодочкой, — В место ты пришел по дороге, — Лицо у него покраснело от усилия, улыбка исчезла, — Но нет дороги в… — Он снова сложил руки и произнес то же слово.
Это самое слово сказал Якоб. Ххакс-Арн-Нии. Несуществующий Якоб, который помог ему проделать совершенно невообразимый спуск в то место, где он и должен был умереть. Но, однако, выжил. Сказанные слова он понял, но не понял их смысла. Да, подумал он, я был в этом месте. Он начал пересказывать то, что запомнил. Вдоль кромки кратера шла тропинка, которая постепенно спускалась вниз, потом он полз по отвесной стене и пару раз срывался. Дядя Америка переводил его слова короткими рублеными фразами. Но чем подробнее Сол объяснял этой молчаливой аудитории подробности своего спуска в кратер, тем явственнее в его истории начинали зиять дыры, как если бы шаг его вдруг стал гораздо шире обычного человеческого шага или он вдруг обрел волшебную способность перепрыгивать с одной гладкой поверхности на другую. Он не помнил, каким образом ему в конце концов удалось спуститься на ровное дно кратера. Не мог вспомнить. Он начал запинаться и путаться. И в конце концов замолчал. В хижине стало тихо.
Молчание нарушил один из молодых людей. Он что-то пробормотал и сделал нетерпеливый жест в сторону Сола. И отжал большим пальцем предохранитель на автомате.
Но тут снова заговорил старик, так же быстро и тихо, как раньше. Сол увидел, как на лице у молодого человека появилось упрямое и недовольное выражение, потом он посторонился, чтобы дать дорогу старику. Тот присел перед Солом на корточки, по-прежнему не выпуская из рук допотопной винтовки, и начал всматриваться Солу в лицо. И снова Солу вспомнилась та женщина, которую он увидел, когда очнулся в самый первый раз. Потом старик вдруг выбросил вперед руку с раскрытой ладонью, так, словно собирался отвесить Солу оплеуху. Но в нескольких сантиметрах от лица движение замедлилось, и рука легла Солу на щеку так, что это стало похоже на ласку. Старик заговорил.
— Скажи правду, — перевел Дядя Америка, — Про место.
И опять то же самое слово. Аксани? Хаксане? Старик не сводил с него глаз, внимательно вглядываясь ему в лицо.
— Я говорю правду, — сказал Сол, — Настолько, насколько сам ее помню.
Старик смотрел на него еще несколько секунд, потом убрал руку и встал. Он сказал еще какую-то фразу, и по гневному выражению, которое вдруг вспыхнуло на лицах у молодых людей, Сол понял, что ему поверили. Да, гнев, здесь ошибиться было невозможно, но за ним что-то еще, вроде опасения или дурного предчувствия. Он сам не мог внушать им никакого страха — только то, что за ним стояло, про что они задавали ему вопросы, на которые он при всем желании ответить не мог. Да, он добрался до дна каменной чаши, вырубленной в местных скалах. И чего же здесь, спрашивается, можно было опасаться?
В течение следующих нескольких дней лицо, которое ему случалось видеть чаще других, было лицом Дяди Америки: курносое и толстощекое, и рот слегка приоткрыт, как будто его хозяин постоянно удивлен тем, что происходит вокруг. Он входил в дом своей обычной разболтанной походкой, ставил на глинобитный пол котелок с холодным постным супом, а потом и сам с глубоким вздохом садился рядом с котелком, положив на колени автомат. Потом он показывал Солу палец: «Один!», другой палец: «Два!», и третий: «Три!» После этого маленького ритуала он передавал котелок Солу и, пока тот ел, говорил не затыкаясь.
— Хеллас! — ударил себя кулаком в грудь Дядя Америка, обозначив собственную национальную идентичность, — Грек!
Итак, на первый вопрос Сола последовал незамедлительный и прямой ответ. Дальнейшие разыскания, когда ему все же удавалось пробиться сквозь громогласный монолог Дяди Америки и сформулировать вопросы так, чтобы тот их понял, редко бывали настолько же удачными. Ни в какой Америке, насколько понял Сол, его собеседник не был. Он собирался туда поехать, к своему не то двоюродному, не то троюродному брату, который вырос в близлежащем городке и умел писать. Дядя Америка много раз заставлял престарелых родителей двоюродного брата, которые теперь уже умерли, читать, перечитывать, объяснять, а потом объяснять еще раз его письма. Таким образом, тоненькая нить, которая связывала его с троюродным, не то четвероюродным братом, прервалась, а вот проблема, как добраться до Америки, осталась. Потом началась война и еще сильнее все запутала. Познаний Дяди Америки в английском языке было явно недостаточно, чтобы объяснить, каким образом он эти познания приобрел.
