В обличье вепря - страница 107

Одна его рука как раз была переброшена через плечо Дяди Америки; другой он указал греку на дым. Тот радостно осклабился и потер рукой живот. На следующий день он принес кусок вареного мяса и смотрел, как Сол жадно пожирает его, а потом слизывает с пальцев жир. Но он так и не подтвердил ни того, что дым действительно идет из лагеря andartes, ни того, что враги Геракса живут в соседней долине. Точно так же и в другой раз, когда у них едва ли не полдня ушло, пока он объяснил, в каких отношениях находились он сам, его двоюродный брат и родители его двоюродного брата, которые жили в близлежащем городишке. Но за все это время Дядя Америка так ни разу и не упомянул названия этого города.

Отмороженные ноги Сола начали приобретать свой естественный цвет. Два ногтя на правой ноге держались на честном слове. На левой он уже почти мог стоять, хотя боль достаточно быстро делалась непереносимой. В дневное время суток находиться в хижине становилось все труднее. Его пытаются здесь спрятать, или он в плену, или же его просто держат под замком, пока не решат, что уже пора его ликвидировать? Потом три дня подряд Дядя Америка не появлялся вообще, а молодые бородачи стали заходить к нему по двое: один оставался в дверях и смотрел, как другой ставит на пол еду. Одного из них он помнил с той самой ночи, когда его приходил допрашивать Геракс, но этот человек никак не выдал, что узнает его, — ни на секунду. На четвертый день пришли еще двое, и с ними был Дядя Америка.

— Завтра идем гулять, — сказал он. — Ноги в порядке.

И махнул рукой в сторону задней стены хижины — то есть на север, предположил Сол. Опять в горы. Ответ мог быть только один. Он быстро кивнул. Другие двое тихо говорили между собой. Лица их как всегда были бесстрастными, но движения — быстрыми. Один гонял из угла в угол рта спичку, потом вынул ее, перевернул, постучал ею по ноге и отправил на прежнее место — причем движение это он повторял из раза в раз.

— А что случилось? — спросил Сол у Дяди Америки.

Тот покачал головой:

— Завтра.

Но завтра наступило в тот же день, после полудня. Сол как раз попытался встать, когда услышал внизу, в долине, перестук пулеметной очереди. Он потерял равновесие и упал на пол. Как только охранники ушли, он перебинтовал ноги и стал думать, что делать дальше. Если он не сможет идти, они его застрелят — вот что означал этот их последний визит. Но идти он не в состоянии. А завтра — уже вот оно, завтра.

Он распахнул дверь хижины и пополз на четвереньках вверх по склону. Если только ему удастся добраться до гребня горы…

Он понятия не имел, что станет делать дальше, если доберется до гребня горы. Пулеметный огонь звучал неровно, короткие очереди перемежались с длинными, из более мощного, судя по звуку, оружия. И стрельба эта одновременно вроде бы и приближалась к нему, и удалялась. Потом он начал различать одиночные выстрелы. Ближе. Бой разрастался. А ползти на четвереньках было ничуть не легче, чем идти. До гребня ему не добраться.

Он остановился и посмотрел вниз, на крышу хижины, едва отличимую от той земли, из которой она выросла. Доверху еще двадцать совершенно непроходимых метров. А донизу, наверное, метров пятьдесят. Опять россыпь ружейных выстрелов. Но откуда на сей раз? Где я вообще? — подумал вдруг он. Он пополз, подтягиваясь на руках, к деревьям и густому кустарнику у входа в лощину. Вот там и спрячусь, подумал он. Каждое его движение теперь отдавалось в ногах. Кости там, внутри, рассыпались на острые щепки, и каждая вонзилась в плоть. Он полз и полз вниз по склону. Стрельба была двух разных типов — далекая и близкая. Более тяжелый ствол вроде бы замолчал, но ближняя пальба звучала очень близко. До деревьев еще двадцать метров. Подлесок густой, отличное укрытие. Он там будет в безопасности. И тут из зарослей прямо на него вышел andarte.

Он поднял винтовку и навел ее на Сола. Но смотрел он, должно быть, чуть выше ружейного прицела, как догадался — уже постфактум — Сол. Он встретился взглядом со своей потенциальной жертвой, и тут Сол увидел, что глаза у него голубые, того же самого оттенка, что и у старика. Потом по лицу