Наверху, у него в комнате, на столе лежала книга, раскрытая на странице с черно-белым рисунком, на котором были изображены сидящие за ужином мужчина, женщина и двое детей. Заголовок над рисунком гласил: «La Famille: Une Institution Туре?» А рядом на листе бумаги было от руки написано: «Die Familie: Eine typische Anstalt (?)» [211]. Перевод книги «La Sociologie, une Introduction aux Principes Fondamentals» [212] Сол довел почти до самого конца. Быть законченным, однако, этому переводу уже не судьба. Голос Фляйшера вернулся и снова зашуршал в трубку.
— Что? Прошу прощения, господин Фляйш… Не могли бы вы… да-да. В смысле, я не совсем хорошо вас расслышал. Понятно. Да, я понял. Нет, просто я удивлен. Очень удивлен.
Он положил трубку и тихо постоял в коридоре, прикидывая, что за существо родилось на свет при помощи Райхмановой статьи. В рамку из журнальных колонок оказался забран второй Соломон Мемель, понял он через несколько дней, когда по почте все-таки пришел журнал, с его именем, набранным большими буквами на обложке. Протагонист той повести, которую рассказал читателю Райхман, создал себя сам в суровых горных краях, вернулся, чтобы встретить врага лицом к лицу, — и одержал победу.
В течение нескольких последующих месяцев он повторял все то же самое, что рассказал тогда Вальтеру Райхману, бесконечной процессии более молодых коллег и соперников маститого критика. Лицо Соломона Мемеля смотрело с журнальных обложек, и после каждого такого появления еще несколько дней его узнавали в магазинах и кафе. Его приглашали на телевидение, он отказывался. Леон Фляйшер сообщал ему по телефону об очередных коммерческих успехах книги и о деталях своих сражений с представителями «Зуррер ферлаг». Эти переговоры, ликующим тоном рассказывал ему Фляйшер, просто преобразились благодаря успеху «Die Keilerjagd».
— Они такие неловкие охотники, Соломон. Хрустят ветками и ломятся через подлесок. Им никогда не словить вашего вепря, — Чем ближе к осени, тем голос его становился все более и более скрипучим. А осенью появилась свистящая одышка.
В октябре того же года одна швейцарская газета опубликовала явно передержанную фотографию трех стоящих на склоне холма женщин: переброшенные через плечо винтовки, подсумки с патронами. Подпись под снимком гласила: «Анастасия Коста (слева) — „Фиелла“ из „Die Keilerjagd“ Соломона Мемеля, фото сделано на западных склонах Пинда за три года до ее смерти». В сопроводительной статье утверждалось, что снимок был сделан летом 1941 года.
Сол сидел и смотрел на газетную полосу. Роста женщина была правильного. Волевое лицо, даже слишком волевое, чтобы соответствовать принятым нормам женской красоты. Это вполне могла быть и она, однако детали, которые могли бы его в этом убедить, потерялись в слишком ярком солнечном свете, залившем объектив фотоаппарата. За недостатком других более или менее достоверных изображений это начали повторять снова и снова. Иногда она была «andartisse, то есть партизанка», иногда «героиня греческого сопротивления», но чаще всего именовали ее все-таки «Фиеллой» из его поэмы.
Настал новый год, и он начал подыскивать себе другую квартиру: процесс давно намеченный и неоднократно откладывавшийся на потом. Книги, которые стопками громоздились по всем углам своей комнаты в «Отеле д'Орлеан», были разложены по коробкам. Всю одежду, подумал он, можно по-прежнему уместить в тот же картонный чемодан, который стоял на шкафу, рядом с пишущей машинкой. Лежа на кровати с руками, заложенными за голову, и глядя на эту стоящую на шкафу парочку, он вдруг подумал: ну вот, прошел уже целый год, а я не написал ни единой строчки. Фактически с того самого дня, как встретился с Райхманом. Он поднимался по лестницам в крохотные комнатушки в мансардах. Его шаги мерили обширные паркетные просторы. Он поднимал голову и через световой колодец с пропорциями шахты для лифта наблюдал крохотный квадратик неба. В бетонной колонне рядом с Монпарнасом вместо стен были окна. Зато какой вид, говорили ему. Вид на самого себя, думал он, едва не касаясь стекла носом: стекло мутнело, потом расчищалось опять, открывая сотни других окон, или тысячи, или сотни тысяч.
