Один посол закончил так: “Благодарю за вминание…”
Здорово же в него эту речь вминали.
Святослав Федоров и руководимый им институт восстановили в Протасове церковь. Это родовые суворовские места, – рядом с храмом могила отца полководца. Федоров вникал во все мелочи, встречался с подрядчиком, контролировал работы, интересуется проблемами прихода и сейчас.
Церковь получилась скромная, но нарядная, уютная, настоящий сельский храм. Из окрестных деревень стекаются сюда люди. А сам Слава – неверующий, так воспитан. Не будет же он со свечкой в руке службу выстаивать. Нет, он не привык притворяться.
Но он понимает: людям это нужно, и поэтому от души им помог.
Эпидемия памятников, портящих лицо и тело Москвы. В чем сама причина этой сыпи? Откуда они берутся? Основное возражение – не кому они поставлены, главное недоумение – зачем? И чем они выше, тем ниже уровень воздействия.
С детства запомнились три. Все бесцеремонно потом передвинутые, а один из них, скорее, – задвинутый. Я, понятно, имею в виду Пушкина, андреевского Гоголя и Минина с Пожарским. Тимирязева, каюсь, не запомнил.
Остальные появились уже после войны, – перечисляю индивидуальные монументы. Пешие – писателям: Горький, Маяковский, Толстой, Гоголь (Томского), Лермонтов, Герцен, Блок, Есенин, Достоевский… Не всех еще назвал. Ни один не поражает воображения. Два конных – Долгорукому и Жукову. Первый тоже слишком обычен, второй – просто разочаровывает.
Ну и, конечно, Марксу, Ленину, Дзержинскому (его уже нет), Петру, а также Димитрову, Ганди, Неру, Тельману и прочим международным деятелям, которые в расчет не беру. За что же нам все это?
Вон их сколько! – но ведь лучшие-то, вечные, – из давних времен.
Учились в 5-м классе. У Вовки прохудился брючный карман, – таскал там какую-то проволоку. На переменке он сунул туда руку, палец попал в дырку, и Вовка неожиданно для себя выставил его через ширинку, между пуговиц.
– Смотрите! – крикнул он радостно.
Девчонки глянули, фыркнули возмущенно: “Дурак!” – и отошли в сторону.
“Сами вы дуры! – отвечал он испуганно. – Это же палец!..”
Мальчишки заинтересовались, столпились, посмеиваясь.
Потом мы уехали оттуда, и я встретил его уже после войны. Он заканчивал институт. Через минуту я спросил: “А помнишь дырку в кармане?”
Он ответил грустно: “Все только об этом и вспоминают”.
Капустнические названия последних фильмов Никиты Михалкова. Было до войны знаменитое танго “Утомленное солнце”. Оно звучало на всех танцплощадках страны. Его, разумеется, не принимали всерьез, пародировали, но оно было неистребимо.
А что значит “Утомленные солнцем”? Я задал этот вопрос своим достаточно опытным знакомым. Все, слегка пожимая плечами, отвечали: ну, наверное, утомленные тем временем, эпохой, Сталиным… Как – утомленные? Обожженные. Облученные!
Или его новая картина – “Сибирский цирюльник”. О чем бы она ни была, но прямое отсылание нас к “Севильскому цирюльнику” приемлемо скорее для школьного капустника (6-7-х классов). Неужели авторам это кажется остроумным?
Была когда-то комедия “Девушка без адреса”. Если бы Михалков снимал фильм о бомжах, он назвал бы его “Дедушка без адреса”.
Это ведь все легкий хлеб. Ленту о руководительнице соседнего государства можно назвать: “Смежная королева”. Документальный фильм о какой-либо области или отрасли: “Ты и убогая, ты и мобильная” и т.д. Бывает и более остроумное. Мой друг, знаменитый футболист, синхронное плавание снисходительно называл фигурное купание.
Игорь Холин: “Слушайте, Пушкина же нам навязали”…
Почти по Северянину:
От океана до Тарусы,
Куда заметнее, чем встарь, -
Кругом талантливые трусы
И обнаглевшая бездарь.
Пожилая воспитанная дама сказала: – Какие странные нынче нравы – поэты дружат с портными…
Исполнение своих супружеских обязанностей он называл: техобслуживание.
Он однажды сказал мне, что ушел от жены, как уходили из Афганистана – с чувством облегчения, миновавшей смертельной опасности, но с еще помертвелой душой и пониманием страшной бессмысленности и ужаса того, что уже было и чего внутри себя не изменить.
