— Так вы хотите, чтобы мы полетели с вами?
Я насторожилась. Ответ «Да» на табло значил для меня слишком много. Я оттолкнула тебя и отчаянно закричала:
— А Юра?! Я хочу домой! У меня сын!
Ты схватил меня, сжал.
— Погоди, успокойся! Читай!
Я ничего не видела. От горя у меня закрывались глаза: я представляла себе Юрку осиротевшим, обездоленным.
Я вырвалась, я металась. А ты пытался остановить меня и что-то говорил, говорил… Но за своими криками: «Домой! Я хочу домой!» — я ничего не слышала.
— Твой сын здесь! Ты видишь, там написано: твой сын здесь!
Слова доходили не сразу. А когда дошли, я упала на пол и заплакала. Сквозь плач я все-таки услышала твой вопрос:
— Мы имеем право отказаться от полета?
Я взглянула на экран. Какое-то время он был затуманен. Потом я увидела: «Да. Все вместе или избирательно. Через две недели».
Я повторила:
— Две недели… — Ко мне вернулась трезвость, и я сказала почти тихо: — Хотелось бы остаться с тобой наедине.
Табло погасло. Задвинулись шторы. Я оглядела комнату и нас. Комната как комната. А вот мы! Ты в халате, в домашних тапочках. Я в пальто, косынка выбилась, берет валяется на полу. Лица у обоих возбужденные. Я сняла пальто, подобрала берет и села в кресло рядом с тобой. Ты задумчиво произнес:
— Первый опыт завершен. Что мы имеем? Реакция земного ученого. Степень материнской привязанности. Рассудок и эмоции. Для начала неплохо.
— Ты о чем?
— Так, ерунда. Кто знает, какие у них методы…
— Почему ты так?… — Я не могла найти подходящего определения, чтобы не задеть тебя. — Чем «они» тебе не понравились?
Ты на секунду напрягся, но сразу овладел собой.
— Меня водили за нос.
— Да, с тобой этого лучше не делать.
— Не издевайся! Я почувствовал себя неандертальцем. Я еще не дорос до их дел!
— Чувство, конечно, неприятное и для тебя непривычное. Но, наверное, мы до них и правда не доросли.
— Ты права. Но не будем об этом, а то поссоримся раньше времени.
— Ты предвидишь ссоры? — Я не любила, когда ты прогнозировал плохое, потому что твои прогнозы, как правило, сбывались.
— Оленька, давай помолчим.
Я смолкла. И только сейчас вспомнила: надо пойти посмотреть, как там Юра. Но тут открылась дверь и в проеме возник он сам.
— Ма, а, ма! И кто это догадался постелить мне то короткое одеяло, которым я укрывался в детстве? Я лежу под ним, как пень враскорячку — все корни наружу. — Иди сюда!
Он подошел. Я обняла его, теплого, живого.
— Здравствуйте, дядя Женя!
— Привет, Ученый!
— Сыгранем?
— Завтра.
Имелись в виду шахматы. И ты уже не один раз Юрке проиграл.
— Завтра, завтра, не сегодня, так лентяи говорят. — Сын был обижен и по-своему мстил за обиду.
— Шел бы лучше спать. Держи. — Я стянула с дивана плед.
— Ладно уж. — Юрка удалился, волоча плед по полу и всей спиной подчеркивая свою независимость.
Ты сидел и молчал. Мне тоже было о чем подумать.
Я еще не до конца поняла, что же произошло. А вдруг все это: провал, корабль, две недели, полет в неизвестность, таинственные собеседники — какая-то грандиозная мистификация, или попросту все это мне снится. Что ж, в таком случае я проснусь и это будет самый фантастический сон из всех, которые мне снились. А если нет? Да ведь то, что случилось, — необыкновенная удача для меня. Ты, я, Юрка — вместе и теперь уже точно — на всю жизнь. А не об этом ли я мечтала последние годы? Как часто я представляла себе нашу семью, видела тебя хорошим мужем и отцом, себя — любящей женой и заботливой хозяйкой, сына, которому тепло и радостно расти в нашем доме. Я еще раз огляделась. Мирно выглядели занавески на окнах, стол, покрытый скатертью, ковер под ногами, привычная мне мебель — смесь меблировки твоей и моей квартир. Я встала, подошла к двери, из которой появился Юрка, приоткрыла ее: детская. Еще дверь — кухня. Еще одна спальня. Квартира была большой и удобной. Только нигде я не нашла выхода из этой квартиры. Выглянула в окно. Пелена. И ничего, что можно было бы разглядеть за нею.
Ты спокойно наблюдал за моими действиями. Я вернулась к тебе, села перед тобой на корточки, уткнулась лицом в твои колени. Ты вздрогнул. Между нами прокатилась волна. Ты поцеловал меня в затылок, в шею, в плечо. Но вдруг резко прервал поцелуи:
