— Похоже на штормовую волну, — пробормотал Натаниель. — Если на таком расстоянии видны одни только пенистые гребни, а не скала на краю мыса, значит, там сильный прибой.
— Да уж, место нравное, — отозвался старик. — Старое корабельное кладбище, обломки тысячелетней давности. Вот там-то один пассажир и свалился за борт. И никто этого не видел. Потом-то уж мы его выловили. Его звали Фредриксен, он возвращался домой из города. Говорят, кто-то слышал на корме крики, и перила там оказались погнуты, но как все это случилось, не видел никто. Чего только после этого мне не пришлось выслушать! Делать нечего, я поставил паром на прикол и приобрел новый. Потом один такой косорукий испортил мне двигатель, и старый паром снова оказался в чести, а еще через несколько дней исчез двоюродный брат. Странно. Возле мыса, в точности на том же месте. Его так и не нашли. Вот тогда-то и начались эти россказни, — будто бы на судно повадился утопленник, и облюбовал палубу и салон на корме. И появляется он не где-нибудь, а именно возле мыса. Чистой воды суеверие!
— Ну а кто-нибудь все-таки его видел? Старик сердито фыркнул.
— Одна истеричка с дальнего острова. Подняла такой крик, что только держись! Уверяла, будто в салоне на корме ей повстречалось мокрое-премокрое существо. Да что с нее возьмешь, с женщины!
Он был не слишком-то высокого мнения о женщинах, этот Винснес. Недолго думая, Тува послала ему видение: необъятных размеров женскую грудь. Воззрившись на нее, капитан со всхлипом глотнув воздух и уронил рюмку за борт.
Тува прогнала видение.
Опомнившись, капитан продолжал:
— Вообще-то слухи об этом окаянном привидении распускают одни братья Странн. Ведь может же быть так, что это двое утонули по воле случая?
Он вопросительно посмотрел на Натаниеля.
— Ну конечно, — ответил тот задумчиво. — Когда отходит паром?
— Он отправляется к островам в половине шестого вечера. Потом мы тут же поворачиваем назад и к десяти часам возвращаемся обратно в Блосвику.
— А три брата тоже поедут?
— А как же. Один — механик, другой — рулевой, а младший — за юнгу. Так ты решил…
Однако Натаниель отнял у него всякую надежду.
— Навряд ли я успею. И я не думаю, что Эллен выдержит сегодня еще одно плаванье.
— Так ведь есть же таблетки от морской болезни, ты сам говорил, — храбро возразила Эллен, которая всей душой желала снова оказаться на суше.
Они плавно зашли в Блосвикскую гавань.
— Это он? — спросил Натаниель, показывая на старое, белесовато-серого цвета каботажное судно, тершееся о причал.
— Он самый, — с гордостью ответил Винснес.
Чем тут было гордиться, непонятно. Паром был допотопный и безобразный. Весь в обводьях ржавчины, кранцы стерты до основания. Казалось, достаточно одной огромной волны, и судно разлетится в щепки.
Их большой паром проплыл дальше, и они смогли обозреть это старое корыто с носа. На капитанском мостике гордо сияло название: «Стелла».
— Стелла? — Натаниель порылся в памяти. — Стелла? А фотографий потерпевших у тебя нет?
— Фредриксена нет. Но есть групповая, где снята вся команда.
Винснес достал из бумажника и протянул Натаниелю покоробившееся фото, на котором команда была запечатлена под капитанским мостиком.
— Вот их двоюродный брат, — показал Винснес. Натаниель кивнул.
— Этот человек мертв. Его носит где-то в море. Только он был уже мертв, когда его швырнули за борт. Ну что, Эллен, осилишь?
Она кивнула, лицо ее было бледно.
— Тогда вот что, Винснес, — сказал Натаниель. — Вечером мы будем на «Стелле».
— Превосходно! — закричал старый морской волк и расплылся в такой широкой улыбке, что его замечательные искусственные зубы могли очутиться и за бортом.
В этот вечер Натаниелю пришлось пожалеть о своем решении отправиться на старом пароме в его последний рейс.
