Я подошел и представился, что я, мол, из Витебска, якобы внучатый племянник М. Шагала, я знал, что они только что приехали из Франции и были у Шагала, ну, в общем, заехал правильно. Он посмотрел на меня, потом сказал, что его билеты он уже отдал, с администратором у него плохие отношения, помочь не может. Я повернулся, поблагодарил, но он остановил меня, стремительно вошел в служебный вход и позвонил в кассу. На фамилию «Шагал» мне дали два билета 4а и 4б – это были места Юрия Петровича Любимова. Я на улице подобрал самую яркую искательницу билета, взял ее под руку и пошел смотреть Высоцкого. После спектакля я пошел на служебный вход поблагодарить Смехова, мне сказали, что он будет выходить через стройку новой сцены. Я побежал туда, там были огромные стеклянные двери во всю стену. Я с размаха наткнулся на стекло, раздался грохот, хруст, я отпрянул, сверху, как гильотина, рухнуло вниз все стекло, которое могло похоронить меня. Сразу прибежали люди, стали искать виновного, на меня никто не смотрел. И тут я заметил, что кусок стекла перебил мне кисть правой руки и два пальца висят как веревки. Кровь забила фонтаном, мне дали какую-то тряпку, я завязал рану и поехал в Склиф, мне сделали перевязку. На следующий день я приехал в театр днем, позвонил зам. директору, признался, что я совершил диверсию, он меня принял, посетовал на происшествие и предложил мне для начала заплатить за стекло 40 руб. по себестоимости, а взамен предложил из своей «брони» все билеты этой декады. Я взял десять пар и сразу закрыл половину репертуара «Таганки». Всего два подрубленных пальца – и столько счастья. Я думаю, что тогда люди за билеты на «Мастера и Маргариту» могли дать руку на отсечение. Позже мне сделали операцию на руке, и до сих пор у меня шрам, по форме напоминающий логотип «Таганки». Я так полюбил театр, что пожелал поступать в ГИТИС, где проучился двадцать дней и бросил. Обещали нам зачесть всякие там научные коммунизмы и прочие политэкономии. Я пришел на первую лекцию, вместо истории театра и экономики театрального процесса завели историю КПСС. Это уже было выше моих сил, и я не жалею. 20 дней обучения хватает мне до сих пор с излишком. Порвал я с театром раз и навсегда из-за нападения театромана-гомосексуалиста. Постоянно посещая шумные премьеры и прогоны, сдачи и гастрольные спектакли, я знал многих завсегдатаев из числа простых любителей. Особенно мне нравился один человек. Он был театральный маньяк, жил в области, где-то в поселке Правды, и каждый день после работы в НИИ, где он был классным экспертом по химии, смотрел в день по два спектакля, в выходные три, и каждую ночь ехал на электричке в свою Правду. Он знал все – что, где, когда идет, кто играет, как это выглядит в Киевском и Таллинском театрах и т. д. Но однажды в сквере на Таганской площади он предложил мне выпить коньяку и положил мне руку на колено. Все, с театром пришлось расстаться, и теперь, когда я подхожу к любому театру, у меня сразу возникает ощущение, что надо бежать, а то могут отыметь в жопу.
Театр умер.