– Это с какой стороны посмотреть, – авторитетно заявил телевизор стоматологическому креслу, на обивке которого красовался значок депутата Государственной Думы, – понятия «организм», «болезнь» и «лекарство» совершенно условны, и, я бы даже сказал, носят произвольный характер, в зависимости от выбранной точки отсчета. Возьмем, например, какую-нибудь чуму. Для человека – это болезнь. Для природы – лекарство, спасающее её от людей. Для самой чумы – организм. Или, антибиотик: для человека – это лекарство. Для чумы – болезнь. Для природы – косвенный фактор, приводящий к заболеванию. А для Земли? Конечно, если рассматривать, как организм, то, что они привыкли считать жизнью, то человек – это болезнь, которая, со всевозрастающей скоростью, убивает всё вокруг, включая планету. А если то, что они считают жизнью, для планеты является аналогом грибковой инфекции, то люди, в этом случае, становятся той мазью, которая очищает её поверхность от паразитов. Может, люди и были созданы, чтобы убить все живое, а потом умереть?
– Покрывало богини, однако, – пояснил рикша, превратившийся в Миф-о-Холокосте.
– Так, вот, куда проникли в своем воображении сначала дантисты, а, потом, и сюрреалисты! – осенило Трубопроводова, раздувшегося до размеров национальной идеи.
– Распишитесь, – приказал карманный инспектор, подсунув Трубопроводову чистый лист бумаги.
– Это ещё что? – пробулькал тот на языке морзянки.
– Акт об изъятии хвоста и копыт.
– С копытами дальше нельзя, – подтвердил ставший чайником рикша.
– Хрен с вами, – согласился Трубопроводов, рассыпаясь на N-ное количество квантов.
– Доктор Торопулько! – хором позвали инспектор и рикша.
– Его нет, – ответила тишина.
– И, что теперь? – спросил инспектор.
– А вот что! – просвистев это, рикша ловким движением клешни откусил Трубопроводову хвост, ставший до безумия похожим на Млечный путь. Из разреза посыпался Песок Времен.
– Копыта отбросишь сам, – разрешил инспектор, превращаясь в Лунную сонату…
– Полтора пиастра, хозяин, – напомнил рикша, останавливаясь возле небольшого кафе – театра.
– Держи, сдачи не надо, – Трубопроводов сунул ему две монеты.
– Спасибо, хозяин!
И, словно боясь, что Трубопроводов попытается отобрать у него деньги, рикша быстро побежал прочь.
Внутри кафе было, практически, пусто. Кобыла сидела за своим любимым столиком и лениво потягивала коньяк. Напротив неё Лайма, шумно чавкая, пожирала овсянку. Чуть поодаль скучали за кальяном Ты и Август и К°. Остальные посетители покорно ждали начала представления.
Трубопроводов хотел, уже, было, подойти к своим друзьям, но его остановил администратор кафе. В руках у него была бейсбольная бита.
– Вы заказывали столик? – спросил он.
– Нет, но там мои друзья…
– Тогда садитесь здесь, с краю. Сейчас уже будет начало.
– Но мне надо поговорить.
– После. Все будет после.
Решив с ним не связываться, Трубопроводов сел на предложенное место. Сразу же после этого, словно все ждали именно его, началось представление.
Едва дождавшись окончания пьесы, Трубопроводов бросился к Кобыле.
– Ну, и какого хрена ты припёрся? – хором спросили они с Лаймой, показывая всем своим видом, что совершенно не рады Трубопроводову.
От такого приема он опешил.
– Здесь не место тем, кто пришел СЛЕДОВАТЬ, – процедила сквозь зубы Кобыла, – один тут тоже приходил, чтобы следовать. Его крестили водой, помазали маслом, затем убили, чтобы он воскрес. Хочешь стать очередным Осирисом? Так я тебе не Исида, и пусть тебя разорвут хоть на сотню частей, собирать тебя здесь никто не намерен. Это тебе, б. дь, не институт Склифосовского!
– Ну и черт с вами! Назад я, всё равно, не вернусь! – решительно произнес Трубопроводов, – пусть, лучше уж, на куски.
– Опомнись, дурень, – Кобыла схватилась копытами за голову – пока ты навсегда не погряз в паутине Лабиринта. Неужели ты хочешь всю оставшуюся вечность, подобно бездомной собаке, блуждать по бесчисленным закоулкам в поисках следа и оброненного куска плесневелой идеи? Ты этого хочешь?
– Беги! – закричали хором все посетители ресторана, – спасайся, пока еще можешь!
– Изыйди! – порычал чей-то пьяный бас.
