— Мы принимаем ваши условия. Сегодня вы переночуете здесь, а завтра поутру наши люди придут и заберут облако. Вас же доставят к Бездонному озеру. Мы нанесём границы, за которые проход вам будет запрещён.
— Ещё нам нужны вещи: инструменты, одежда, еда на первое время. У нас дети…
— Так вы же Северяне, — толстяк радостно осклабился, озабоченно ощупывая тяжёлые складки защитного облака. — Наколдуйте себе что-нибудь… зачем вам трудиться?!
Яростный порыв ветра ударил шутника под колени и тот упал лицом в землю, нелепо взмахивая короткими руками.
— Не стоит так шутить с Северянами, юноша! — старуха с горящими глазами ощерила рот, как озлобленная кошка, показывая два ряда великолепно сохранившихся зубов. — Не стоит считать нас пропащими…
— Пожалуйста, остановитесь! — рыжеволосая женщина в тревоге подняла обе руки. — Вы должны обещать, что не станете использовать свои силы, чтобы причинить вред нашему народу.
— А вы должны пообещать, что будете с должным уважением относиться к нашему! — рявкнул бородатый.
— Друзья, успокойтесь, — седой старец вновь взял ведение переговоров в свои руки. — Вы устали и взволнованы. Мы тоже. Разумеется, вы получите всё необходимое.
— И, разумеется, мы не станем использовать свои силы вам во вред, — примирительно отозвался бородатый, поднимая с земли перепуганного толстяка.
Хрупкое перемирие было достигнуто. Седой старец и бородатый мужчина вполголоса обговаривали условия обмена, чертили что-то на пыльной, неплодородной земле. Наконец, полностью погасшее солнце положило конец взаимным переговорам.
— До завтрашнего утра, Северяне!
— До завтрашнего утра!
Трое мужчин спустились с холма, растворяясь в темноте, и лишь рыжеволосая женщина задержалась, мучимая невысказанным вопросом.
— А что же Принцесса Севера? Неужели…
— Она погибла, — коротко ответил бородатый.
В темноте выражения его лица было не разглядеть, но окружающая тишина стала такой ненавистно-звенящий, что рыжеволосая женщина попятилась.
— Мне очень жаль. Правда, очень…
Старый зонт вывернулся наизнанку от порыва холодного ветра, и серый ноябрьский дождь хлёстко ударил меня по лицу.
— Вот, чёрт, — я попыталась сложить крылья видавшего виды зонта, но он скорбно съёжился, превратившись в мокрую тряпку.
Тонкие, не по погоде одетые джинсы промокли насквозь. В дырявые сапоги залилась вода, и хлюпала при ходьбе. Ну и какой толк от негодного зонта? Рука сама размахнулась, собираясь выкинуть сломанную вещь, но по мокрым рельсам звонко загромыхало. Приближался мой трамвай. Я торопливо сунула зонт в такую же мокрую сумку и заняла боевую позицию.
Толпа, стоящая на остановке казалась огромной. Куда больше, чем трамвайный вагончик и я волновалась: мне нужно попасть внутрь, во что бы то ни стало, иначе я опоздаю и вылечу с работы. У нас с этим строго. К счастью, трамвайные боги сжалились надо мной, двери раскрылись прямо перед моим лицом, и я первая ринулась в салон.
До поручня не достать, но зажатая со всех сторон влажными животами и спинами я могла не беспокоиться, что упаду. Чья-то сумка больно впилась острым углом мне в бедро, но отодвинуть её было невозможно, и я смирилась.
По дороге я задремала. Стоя, как усталая лошадь. Вчера к бабке Вере, моей квартирной хозяйке приходили подружки, праздновать день Октябрьской революции. Старушки разошлись не на шутку: перепели все революционные песни, задорно танцевали матросский танец «яблочко», совмещая угловатые движения моряков с элементами «ламбады», а под утро занялись моей персоной.
— Эй, Женька, у тебя мужик-то есть?
— Есть, — бормочу я, лишь бы старухи отстали.
— Где это? — бдительно вопрошает моя бабка Вера. — Чой-то я не видала…
— Ну, нету, — огрызаюсь я.
— Не-ее-ту?! — старухи ехидно переглядываются и прыскают, сотрясаясь от смеха. — Чего ж нету-то?
Я молчу. За меня громким шёпотом отвечает бабка Вера.
— Ейная мамаша-то замуж вышла в деревне, за местного… то ли пастух, то ли ещё чего… вот девке места в доме и нет! Выслали в город… а чего она здесь? Ни образования, ни денег, да и… рылом не вышла. Поганка бледная, да и только, а во всю спину — пятно!
