Она протянула узкую ладошку.
«Питаться, питаться… Смотри, какая у нее аппетитная шейка, — подначивал Красноглаз. — Это тебе не боров лейтенант. Согласись, привереда, с женским материалом работать и проще, и приятнее».
Летягин как раз взял нежную прокуроршину ручку в свою ладонь и вместо того, чтобы пожать ее, застыл, боясь шевельнуться — будто его посадили на кол. Он изо всех сил пытался не поддаться дурному влиянию Красноглаза и Резона.
Екатерина Марковна приблизила к нему свое умное неравнодушное лицо и максимально убедительно сказала:
— Я понимаю, вам сейчас тяжело. Образовался комплекс загнанности, который породил странные ощущения. Но только вы сами можете его разрушить. Повторяйте про себя: «Я нормальный, я симпатичный». Вот вы улыбались, и я видела — никаких клыков нет.
«Еще как есть», — хохотнул Красноглаз.
Она была совсем рядом, прокуроршина почти девчоночья шея, оттененная кружевным воротничком, с такой видной, такой призывной голубоватой жилкой. Он вдруг почувствовал биение ее крови, и немедленно подкатившая волна начала преображать его тело. Предупреждая прокуроршу, Летягин поднял вверх указующий перст свободной руки.
— Что, «скорую»? — не поняла Екатерина Марковна. — Я сейчас…
Пытаясь что-то сказать, Летягин открыл рот. По ее расширившимся зрачкам он понял, что она увидела.
«Объект готов к донорству и развертке, — телеграфировал Резон. Донорские артерии новичку, вроде вас, лучше не трогать, можно захлебнуться. Сообщаю расположение зон для проникающего или слизывающего воздействия. Предпочтительные: внутренняя яремная вена, шея, срединная вена локтя, локтевой сгиб. Возможные: подколенная вена, бедренная…»
Приемная комната, стол, стулья, шкафы распались, как карточный домик, и Летягин закачался на поверхности залитой серым светом воронки. Екатерина Марковна вдруг вывернулась наизнанку и стала кустом, состоящим из текущих прямо по воздуху струек красной жидкости.
Красноглаз пронесся, как серфингист на прибойной волне, по позвоночнику Летягина и вломился в его мозг. Но Летягин ударом непонятной ему силы задержал зверя и прыгнул «с места» в горло воронки. Сумерки, отражения, — все смешалось. Где-то позади остался звенящий женский крик:
— Не трогайте его, он очень болен!
Потом послышались крепкие мужские слова и вроде как врачебный диагноз:
— Придурок за чужой счет.
Летягин пришел в себя только на улице — он бежал, что есть мочи домой, обгоняя не только людей, но и троллейбусы…
Хотя дверь его квартиры была закрыта, он сразу понял, что там кто-то есть — хотя бы по тому, как проворачивался ключ в замке. Кроме того, не слишком сильно, но вполне ощутимо пахло мужскими носками.
«Неужели все-таки лейтенант Батищев… Сейчас войду и трахну его табуреткой, и пусть меня расстреляют. Так даже лучше. Наденут на голову полосатую шапочку и вмажут по ней из „Макарова“. Все же приятно, что заодно сдохнут две гадины — Красноглаз и Резон».
Но за дверью царил другой запах — аромат ночных насекомоядных цветов. «А все-таки от этих превращений и польза есть. Нюх у меня явно прогрессирует, как и зрение», — заметил Летягин.
На прожженном сигаретами диване лежала она. Профессорская дочка, вышедшая замуж за полудеревенского паренька, который, даже вернувшись из загранрейса, напоминал приехавшего с городской ярмарки крестьянина.
Бывшая законная супруга так умела слушать, что Летягин стал считать, что умеет говорить. Так любила изящные искусства, что он мог кинуть мозолистую купюру на какую-нибудь дурацкую фарфоровую тарелку и не припомнить это потом.
Он поймал себя на том, что думает о ней только хорошее. Но разве не она не уехала на грузовике вместе с двумя белобрысыми финскими диванами и тремя плазменными телевизорами в сопровождении четырех ражих дружков? Он тогда еще хотел что-то пообещать ей — мол, исправлюсь, а она только махнула рукой, заводи мотор, чего его слушать, обормота.
Сейчас она как будто проснулась, приподняла голову, посмотрела сперва куда-то в сторону. Волосы у нее теперь заметно светлее, и вообще она выглядит еще лучше, чем даже в самый первый вечер их знакомства, когда он ей хотел продать, а потом просто подарил видеомагнитофон.
