Его методы были гораздо мягче. Если предстоял очень дорогой ремонт, он иногда предлагал клиенту стул, прежде чем назвать цену. А если ничего нельзя было сделать, он начинал с того, что говорил о пределе существования для всякой вещи, применяя это к ботинкам, машинам и даже к самому человеку. Таким образом, переход к разговору о его автомобиле представился чем-то неизбежным. Мистер Матекони, тем не менее, понимал, насколько люди могут быть привязаны к своим автомобилям. Он выяснил это, имея дело как с мма Потокване, хозяйкой сиротского приюта, так и с самой мма Рамотсве. В сиротском приюте был старенький микроавтобус, который мма Потокване уговаривала мистера Матекони чинить (бесплатно). Этот микроавтобус уже давно пора было заменить, так же как и водяной насос следовало сменить гораздо раньше, чем это было сделано. Мма Потокване не была особенно привязана к микроавтобусу, но тратила деньги с неохотой, если могла избежать этих трат. Мистер Матекони доказывал ей, что рано или поздно подвеску микроавтобуса придется заменить, как и тормоза, электропроводку и часть днища. Он объяснил хозяйке приюта, что днище может провалиться, и тогда кто-нибудь из сирот выпадет на дорогу, — и что скажут люди, когда это случится? «Этого не случится, — отвечала мма Потокване. — Вы не допустите, чтобы это случилось».
В случае с мма Рамотсве дело было скорее не в денежных соображениях, а в эмоциональной привязанности к фургончику, который женщина приобрела, когда только что перебралась в Габороне, и с тех пор он верно ей служил. Машина не была ни особенно быстрой, ни особенно удобной. Подвеска никуда не годилась, особенно со стороны водителя, — стоило учесть традиционную фигуру мма Рамотсве, в какой-то мере способствовавшую износу машины. И у двигателя наблюдалась тенденция очень быстро разлаживаться после того, как мистер Матекони его в очередной раз чинил, в результате белый фургончик время от времени дергался и трещал. Однако, по мнению мма Рамотсве, все это было ерундой: пока белый фургончик мог ее возить и пока он не ломался слишком часто, она полагалась на него. Она думала о нем как о друге, верном союзнике в этом мире, союзнике, которому она платила нежной привязанностью.
Такая профессиональная репутация означала, что оба они, мма Рамотсве и мистер Матекони, были, пожалуй, заняты больше, чем им бы хотелось. То, что мма Рамотсве сумела выкроить в этот вечер час между пятью и шестью и они могли вдвоем посидеть на веранде, пройтись по саду и выпить по чашке ройбуша, было для них радостью. Мма Рамотсве хотелось не только дать мистеру Матекони возможность расслабиться (он работает, подумала она, слишком много), но и поговорить с ним наедине, без мма Макутси, или учеников, или даже Мотолели и Пусо.
Мма Рамотсве и мистер Матекони сидели рядом на веранде с кружками чая в руках. Небо, окрашенное в цвет раннего вечера, блекло-голубой, казалось пустым и огромным. Нежные лучи вечернего солнца с великодушной сдержанностью освещали листья росших в саду акаций, словно битва между жарой и жизнью, между алым и зеленым была временно приостановлена.
— Я так рада, что мы можем здесь посидеть, — сказала мма Рамотсве. — Последние дни все только работа, работа и работа. Нам нужно сбавить обороты, или мы станем работать столько, что забудем, что можно просто посидеть и поговорить.
— Ты права, мма, — отозвался мистер Матекони. — Но это трудно, верно? Ты ведь не можешь сказать людям: «Уходите, мы не можем вам помочь». И я не могу сказать: «Я не могу починить вашу машину. Мы не можем этого сделать».
Мма Рамотсве кивнула. Конечно, он был прав. Ни один из них не хотел бы прогонять людей, как бы заняты они ни были. Так где же решение? Могут ли они позволить бизнесу разрастаться? Это была одна из проблем, которые мма Рамотсве хотела обсудить с мужем… и еще трудный вопрос относительно Чарли и женщины, которая была старше его.
— Я думаю, мы могли бы расширить бизнес, — рискнула она. — Ты мог бы нанять в помощь еще одного механика, и я могла бы взять кого-нибудь еще.
Мистер Матекони поставил кружку и посмотрел на жену.
