К сим в особливости принадлежал народный театр, сделанный посреди улицы и совсем открытый: однако не думайте, чтоб театр сей составлял какую важность. Нет, любезный приятель, сии ярмоночные театры не имеют почти и тени театров, а носят только одно звание оных. На сделанном из досок на нескольких козлах и аршина на три от земли возвышенном помосте устанавливаются с боков и с задней стороны кое-как размазанные кулисы, из-за которых выходит одетый в пестрое платье усастый гарлекин и, при вспоможении человек двух или трех комедиантов или комедианток, старается разными своими кривляньями, коверканьями, глупыми и грубыми шутками и враньем, составляющим сущий вздор, смешить и увеселять глупую чернь, смотрящ[ую] на него с разинутыми ртами и удивлением.
Не бывает тут никакого порядка и никакой связи в представлениях, а все действия и вранье сих представляющих лиц было столь нелепо и несвязно, что без чувствования некоего отвращения на них смотреть, и вздор, говоренный ими, слушать было не можно, а надлежало быть разве столь же глупу, каков был глуп народ, буде хотеть зрелищем сим увеселяться. Несмотря на то, театр сей окружен был всегда бесчисленным множеством зрителей, и весьма многие из них изъявляли превеликое удовольствие. А сего уже и довольно было для комедиантов, имеющих обыкновенно притом свои особливые виды. Ибо надобно знать, что люди, увеселяющие сим образом народ своими глупыми комедиями, не получают от онаго себе за то никакой заплаты, а употребляются к тому из найма содержителем театра, который обыкновенно бывает так-называемый марк-шрейер (торговый крикун), или продаватель обманных лекарств, и средство сие употребляет единственно для привлечения народа к своему театру, как к месту, с которого он продавал свои лекарства.
К сей продаже приступал он несколько раз в день, и всякий раз после сыграния комедиантами какой-нибудь штучки. Не успеет она окончиться, как выступает он на театр со своими ларчиками и аптечками, и начинает, вынимая из оных каждое лекарство поодиначке, показывать народу и с превеликим криком рассказывать и выхвалять удивительные его действия и силы. Смешно было всякий раз смотреть на сии действия и на усерднейшие старания его обманывать народ, и уверять каждого о мнимой достоверности его лекарств; а того смешнее, что народ и давал себя обманывать и покупал у него оные с превеликою охотою. Не успеет он показать какое лекарство, разсказать о его силах и действиях и объявить оному цену, как в тот же миг полетят к нему из народа множество платков, бросаемых к нему от желающих оное купить с завязанным в них толиким числом денег, какое было от него объявлено. И тогда начнет он, при вспоможении двух или трех мальчиков, обирать сии деньги, и завязывая в те платки лекарства, подавать оные с театра их хозяевам. По удовольствовании всех одним лекарством, вынимает он другое, а потом и третье, и так продолжает со всеми и препровождает в том несколько часов времени, и до тех пор, покуда толпа народа еще велика. А как скоро народ поразойдется, тогда он уходит за кулисы, а на место его выходят опять комедианты и начнут сзывать опять народ для слушания и смотрения новой комедии, и как довольно оного соберется, то начинается опять комедия и опять после ей расхваливание и продажа лекарств.
Способ сей выманивания у глупого народа деньги показался нам по необыкновенности весьма странным и удивительным; однако обманщик сей не только не оставался никогда в накладе, но выманивал от народа премножество денег, хотя в самом деле все лекарства его состояли из сущих безделиц и ничего нестоющих вещей, как например, порошков, пилюль, пластырьков, корешков и других тому подобных вещиц, которые все далеко таких действий не производили, какия им проповедуемы бывали.
Впрочем, как на ярмонку сию съезжалось из разных немецких и лучших городов множество купцов с разными товарами, и оные действительно можно было дешевле доставать купить, нежели в другое время, то от того действительно весь город сей был в движении, и не оставалось дома, из которого-б жители обоего пола, а особливо в красные и хорошие дни, не выезжали и не выходили на ярмонку, и когда не для покупания, так для смотрения и гуляния по оной. Одним словом, все помянутые обе недели, в которые продолжалась сия ярмонка, можно было почитать беспрерывным для сего города торжеством и праздником, и в красные дни можно было всех жителей видеть на улицах в наилучшем их убранстве и одеждах.
