«У холмов, за беговой дорожкой», — с грустью перевёл его слова Ник Лов на язык своих воспоминаний.
— Зелёные схватили нас, — продолжал шестьдесят первый. — Её утащили в женский изолятор, а вот я здесь. — Шестьдесят первый стал задумчиво вертеть на столе чашку с остатками воды, и оба собеседника замолчали, погруженные каждый в свои мысли.
«Да, — подумал Ник Лов, — в любом обществе многие законы и принципы в значительной степени диктуются объективными потребностями действующей системы и обстоятельствами. Огонь-то на корабле действительно нельзя зажигать! Регенераторы воздуха вот уже более двухсот лет успешно справляются с углекислотой, выделяемой живыми существами. Но они не справятся с восстановлением кислорода, если его будет пожирать огонь. Да, по-видимому, и пожары, несомненно бывавшие за двести лет, оставили о себе недобрую память».
Прерывая молчание, Ник Лов сказал:
— Не грусти! Всё рано или поздно обойдётся, — и тут же про себя подумал, какая это беспомощная и в то же время действенная фраза утешения, основанная на многовековом опыте человечества и неистребимой его надежде на лучшее. Надежда всегда утешает, даже если она эфемерна.
— Скажи мне, — обратился к соседу Ник Лов. — Там, на холмах и за ними, растут ли деревья, водятся ли животные, птицы?
— Какие-то птицы есть, — ответил шестьдесят первый. — А животных я видел только за изгородью. Говорят, что их едят Высшие.
— А лес, растительность? — опять спросил Ник Лов.
— Лес? Что такое лес? Не знаю. А на земле растёт трава, но она колючая и жёлтая. Зелёная трава растёт только под окнами, но я говорил тебе, что туда не пускают синих.
«Нарушение энергетического баланса сказалось и на состоянии лесопарковой зоны, — подумал Ник Лов. — Растительность и деревья там, по-видимому погибли».
Опять подняв глаза на своего соседа, Ник Лов сказал:
— Друг. Мне не нравится, что у тебя нет имени. Не годится человеку носить только номер и не иметь имени.
Шестьдесят первый посмотрел на Ник Лова и тихо ответил:
— А у меня есть имя. Есть! Только об этом никто не знает.
— Есть имя? — воскликнул Ник Лов. — Какое имя и откуда ты его узнал?
— Мне повезло, — по-прежнему так же тихо продолжал отвечать сосед. — Я знал своего деда, и он умел разбирать божественные знаки. Дед и сказал, как меня зовут, и начертал знаки, которые это имя выражают. — Последние слова шестьдесят первый произнёс с гордостью.
— Так скорее скажи мне своё имя, — заторопил его Ник Лов.
— Смотри, — торжественно произнёс шестьдесят первый. Он опустил указательный палец правой руки в чашку с водой, которую продолжал держать другой рукой, и мокрым пальцем медленно написал на гладкой поверхности стола три буквы: СОЛ!
— Сол! — одновременно произнесли они, причём Ник Лов почти выкрикнул это имя. — Сол, Сол! Какое у тебя прекрасное имя, Сол! — И, обнимая Сола, Ник Лов сказал: — У меня тоже есть имя — Ник Лов! Запомни, Сол, Ник Лов! — И Ник Лов затеребил Сола, потомка пилота Рея Сола, мужественного человека, которого Ник Лов хорошо помнил.
В то же время Ник Лова не оставляло смутное ощущение того, что он поступил неосторожно, произнеся имя Сола одновременно с ним, фактически дав понять Солу, что он, Ник Лов, умеет читать. Однако Сол, по-видимому, не обратил на это внимания и с удовольствием разделил радость и энтузиазм Ник Лова.
Ник Лов обрадовался тому, что у него появился друг, на чью поддержку в дальнейшем можно будет рассчитывать. Он решил, что, пожалуй, может задать Солу вопрос, который не давал ему покоя с того самого времени, как он встретил на лестнице группу синих.
— Сол, ответь мне, пожалуйста, кто такие шлюзовики и почему меня ругали этим именем?
Сол, как показалось Ник Лову, испуганно вскинул на него глаза и ответил:
— Они проклятые!
— Кто они и почему проклятые?
— Я не знаю, кто они, и с ними не разговаривал, и Сол замолчал, заставляя Ник Лова повторить снова: — Почему они проклятые и где они живут?
— Они живут не на земле. И вредят нам! — тихо ответил Сол. Глаза его продолжали испуганно смотреть на Ник Лова. Сол явно не хотел продолжать этот разговор, но Ник Лов настаивал:
