— Ваша дочь замечательная красавица, месье Беннетт, что делает мою работу настоящим наслаждением, — ответила Кларисса, присоединяясь к Беннетту, прежде чем снова взяться за кисть.
Отец Айрис был прав: портрет получился великолепным. Кларисса чувствовала, что это ее лучшая работа. Платье, выбранное Айрис, и фон оказались как раз тем, что нужно. Бледно-розовое шелковое платье, теплый оттенок кожи, глубокий красный тон рубиновых сережек, поблескивающее золото светлых волос. Но дело было не просто в удачном выборе красок и умелой передаче света. Кларисса уловила сущность Айрис, проницательно подчеркнув ее индивидуальность, при этом портрет одновременно оставался и верен натуре, и льстил ей. В глубине умных глаз Айрис таилась опасность, они были живыми, ее чуть поднятый подбородок выдавал железную волю, намек на улыбку много говорил о ненасытной жажде жизни!
Кларисса встала, широко расставив ноги, — скопировала позу Беннетта.
— Она еще совсем девочка, e’est vrai[21], месье Беннетт, — сказала она, понимая, что каждый сделанный ей мазок добавляет портрету или положительную, или отрицательную окраску, в зависимости от восприятия рассматривающего портрет.
Мистер Беннетт повернулся к Клариссе и хмыкнул.
— Теперь вы недооцениваете ее, месье.
— Возможно, — ответила Кларисса, улыбаясь, но совершенно серьезным тоном. — Но я бы не хотел оказаться среди тех, кто недооценивает юную леди, месье. А вы?
В первый раз за все время их знакомства Кларисса увидела, как мистер Беннетт утратил хладнокровие.
— У вас есть дети?
— Нет, месье Беннетт, — пока.
— У меня двое: Айрис и ее старшая сестра Роза, — начал мистер Беннетт, снова поворачиваясь к полотну. — Это подарок судьбы, месье, не поймите меня неправильно. Но это трудно, даже когда в вашем распоряжении все деньги мира. Детям нужны не только игрушки и красивые платья. Им нужно уделять время. Боюсь, Розой мы с миссис Беннетт руководили правильно, но Айрис? У нас не хватало на нее времени.
Клариссу удивило то, что мистер Беннетт применительно к своим дочерям использовал слово «руководили», оно ясно показывало, что было не так в отношении отца к дочерям. Но мистер Беннетт не нуждался в том, чтобы ему сказали, что он делал неправильно. Он хотел думать — есть много правильного, что он еще может сделать сейчас.
— Месье, позвольте мне рассказать вам об одной особе. Эта особа, — начала Кларисса, рисуя в своем воображении Джеймса, — была внимательна, всегда готова поддержать, интересовалась мной как личностью, интересовалась тем, что привлекало мое воображение. Она была для меня всем. А потом эта особа очень сильно обидела меня и исчезла из моей жизни, оставив мне гнев и горечь. Я чувствовал себя опустошенным. Какое-то время я винил эту особу во всех горестях моей жизни. Но знаете что?
— Что? — нерешительно спросил мистер Беннетт, не отрывая взгляда от портрета.
Кларисса тронула Беннетта за плечо.
— Если бы сегодня эта особа вновь появилась в моей жизни, я бы простил ей все. С прошлым ничего нельзя поделать, но как насчет будущего? Оно в ваших руках. Не тратьте попусту время, месье Беннетт.
Банкир глубоко вздохнул, издав при этом какой-то жалобный звук, и взглянул Клариссе в глаза.
— Спасибо за все, месье Сен-Мишель.
Кларисса не могла знать, воспользуется ли Беннетт ее советом. Она по крайней мере была благодарна за возможность не только произнести эти слова, но действительно так думать. Время, проведенное в Кенвуд-Хаусе, несмотря на все опасности и испытания, подарило ей то, что она вряд ли обрела бы в других обстоятельствах, — душевное спокойствие.
Пять долгих лет она винила отца и Джеймса во всем плохом, что случалось в ее жизни. Ей казалось, что так легче. Только открыв свое сердце и взяв на себя ответственность за все хорошее и плохое в своей жизни, она смогла увидеть истинное положение вещей, и это привело ее к нынешнему драгоценному моменту.
— Вам тоже, месье Беннетт. Спасибо за предоставленную возможность. Уверяю вас, я буду часто вспоминать дни, проведенные в Кенвуд-Хаусе, — искренне ответила Кларисса, протягивая руку.
