— «Американка» дело серьезное, не отвертишься, — задумчиво сказал Славка. — Вот у меня одна девчонка, еще до войны это было, «американку» выиграла. Ну и натерпелся ж я! Вся Одесса с меня смеялась… Вспомнить страшно.
Баланда уже доплыл до баржи. С берега он был еле виден. Все встали. Антон сложил руки рупором и закричал:
— Не ныряй! Слышишь? Не ны-ряй! Верим!
И все хором стали кричать: «Не ныряй, не ныряй! Давай назад!..» Истошно лаял Шняка. Шкерт молчал и ухмылялся.
Было непонятно, услышал Баланда или нет, только он махнул рукой и нырнул. Все замолчали, а когда из-за кормы показалась его круглая башка, облегченно вздохнули: вынырнул.
— Ну, — сказал Антон, — приплывет, я ему врежу!
Баланда приплыл. Он еле вылез на берег — синий, дрожащий — и тяжело плюхнулся на землю. Подошел Шняка и почтительно лизнул его плечо, потом стал лизать волосы. Антон пожал плечами и отошел. Васька лежал ничком и трудно, с присвистом дышал. Потом поднял лицо, все в песке, и, стуча зубами, спросил:
— Што, выкусили?
Ему никто не ответил. Да и что было отвечать — сплавал ведь, ничего не скажешь.
Шкерт улегся рядышком с ним и что-то такое нашептывал. Баланда оживился и сел.
— Эй ты, мезенский… — Он поманил Кольку рукой. — Ползи сюда, дело есть.
Карбас послушно подошел к нему и опустился рядом. Но, услышав то, что сказал ему Баланда, он отшатнулся и вскочил.
— Ты чего?! — заорал он. — Да я… да ты…
— Что ты ему сказал? — громко спросил Антон.
— Ась? — переспросил Баланда.
— Говори: что ты ему приказал? — повторил Антон и посмотрел на Кольку. Тот открыл рот, но Баланда крикнул яростно:
— А ну, молчи!
Колька захлопнул рот и опять уселся, обхватив колени.
— Великолепно, — невозмутимо сказал Славка-одессит, — один приказ уже выполнен.
— Ты што, ты што, — зашипел Баланда, — какой еще приказ?
— Молчать ты ему велел? — сказал Славка. — Он и молчит. Твой приказ выполняет. Чи так, чи не так?
— Так, — сказал Арся, и все с уважением посмотрели на Славку.
Баланда совсем рассвирепел. Он сжал кулаки и хотел вскочить, но Шкерт уложил его обратно, засмеялся и показал глазами в сторону фактории. Оттуда шла к ребятам Людмила Сергеевна.
— Пущай так, — сказал Баланда, — пущай, я добрый. То первое отменяю, слышь ты, Карбас? За мной три вопросика и два приказика. За мной не пропадет. Хы!
К концу июня по обоим бортам главного трюма были выстроены трехъярусные нары. Между ними стоял длинный деревянный выструганный до блеска стол, а по бокам его — скамьи. В носовой части трюма за перегородкой — камбуз, кухня для экспедиции. У команды «Зубатки» был свой камбуз.
В один из последних дней месяца на судно пришла комиссия: два моряка и один — в полувоенной форме, представитель горкома комсомола. Они долго ходили по всем помещениям вместе с Замятиным и Громовым, расспрашивали их, придирчиво осматривали каждую мелочь. Потом парень из горкома поговорил с Людмилой Сергеевной, комиссаром.
После ухода комиссии капитан Замятин приказал всем участникам экспедиции собраться на пристани.
— С завтрашнего дня все поселяются на судне, — объявил он. Предупредите дома — все отпуска запрещены. В крайнем случае — с разрешения начальника экспедиции или комиссара.
Третьего июля около восьми утра по «Зубатке» разнеслась четкая и громкая команда:
— По местам стоять. Отдать швартовы! Малый вперед!
