Она собралась было уже уходить и стояла на порогѣ стеклянной двери; услыхавъ эти слова, она повернула къ нему голову и спросила: «почему?»
— Этого вы не должны бы спрашивать, такъ какъ каждую минуту видите, что дѣти внесли въ мою жизнь невыразимое счастье… Я потеряю своихъ любимцевъ, какъ только бабушка примирится съ ними, а кто можетъ безъ боли отказаться отъ любви, которая освѣщаетъ его существованіе?… Дѣти привязались ко мнѣ, - онъ остановился на минуту, — или вы и въ этомъ отказываете нѣмцу? — спросилъ онъ не то съ ироніей, не то серьезно. Онъ увидѣлъ, какъ подъ опущенными рѣсницами омрачился ея взоръ.
— Какъ можете вы такъ говорить, баронъ! — вскричала Люсиль. — «Отказать»! Смѣшно! Развѣ донна Мерседесъ не намѣрена безъ пощады и милости бросить моихъ несчастныхъ дѣтей въ это ужасное разбойничье гнѣздо?
Донна Мерседесъ не обратила никакого вниманія на это язвительное замѣчаніе.
— Я никогда не позволяла себѣ возражать противъ послѣдней воли моего брата, — сказала она барону Шиллингъ. — Но я бы солгала, еслибы сказала, что не желала въ глубинѣ души, чтобы старая женщина изъ монастырскаго помѣстья продолжала упорствовать и отвергать своихъ внуковъ, потому что тогда вступили бы въ силу права, переданныя мнѣ Феликсомъ по завѣщанію, и я могла бы сказать: «это мои дѣти!» — Она невольно прижала свою тонкую руку къ груди и въ эту минуту изъ всѣхъ женскихъ фигуръ, наполнявшихъ мастерскую, была самой обворожительной съ выраженіемъ глубокой ревнивой нѣжности, которая никому не уступитъ своего кумира.
— Это молчаливое выжиданіе противно мнѣ, оно настоящая пытка для меня, — продолжала она. — Иногда мнѣ нужна бываетъ вся моя сила воли, чтобы не взять вдругъ дѣтей и не явиться съ ними къ бабушкѣ, чтобы положить конецъ неизвѣстности и самовольно вызвать окончательное рѣшеніе…
Она замолкла при видѣ его протестующаго жеста.
— Но этого не случится, — прибавила она упавшимъ голосомъ и покачавъ головой. — Однако хотѣлось бы мнѣ видѣть по крайней мѣрѣ начало, первый шагъ къ цѣли…
— He дадите ли вы мнѣ взглянуть въ бумаги Феликса? Пожалуй, онѣ намъ понадобятся, — сказалъ онъ.
— Онѣ къ вашимъ услугамъ.
И сдѣлавъ ему рукой знакъ слѣдовать за ней, быстро вышла въ садъ.
Люсиль вскочила и пошла съ ней. Она оперлась на руку барона Шиллингъ, когда они шли по платановой аллеѣ къ дому.
— Вонъ онъ опять стоитъ у забора, этотъ противный дядюшка, который тогда такъ нагло хохоталъ изъ своей комнаты, — проговорила она. — Заборъ довольно высокъ, изъ-за него только и видно, что ястребиный носъ и щетинистые волосы, но у меня зоркіе глаза и прекрасная память, — лицо осталось у меня въ памяти точно сфотографированное, — я узнала его съ перваго взгляда… Помяните мое слово, баронъ, старая лисица пронюхала что-то, — очень ужъ часто онъ заглядываетъ черезъ заборъ.
Донна Мерседесъ прекрасно устроилась въ салонѣ съ рѣзными деревянными стѣнами. У окна вдоль стѣны, примыкавшей къ монастырскому помѣстью, стоялъ великолѣпный рояль, привезенный изъ Америки, а въ нишѣ другого окна она помѣстила большой письменный столъ. Онъ былъ весь заставленъ изящнымъ письменнымъ приборомъ, кипами книгъ и различными шкатулками.
Молодая женщина достала съ одной изъ нижнихъ полокъ изъ самаго темнаго угла шкатулку рококо изъ благороднаго металла художественной работы; она отперла ее, вынула оттуда разныя бумаги и разложила ихъ по столу.
— Вотъ всѣ бумаги, которыя Феликсъ привезъ изъ Германіи, — сказала она, вотъ свидѣтелъство о его бракѣ съ Люсилью изъ Колумбіи, вотъ метрики дѣтей; эти три документа, — прервала она свою рѣчь, — въ случаѣ потери невозможно будетъ возобновить, такъ какъ церковныя книги въ Колумбіи сгорѣли. Это…
— Свидѣтельство о смерти бѣднаго Феликса, — договорилъ баронъ Шиллингъ упавшимъ голосомъ, такъ какъ она вдругъ остановилась, но и онъ тоже умолкъ и осмотрѣлся кругомъ.
— Какъ, мыши возятся здѣсь и среди бѣлаго дня? — вскричалъ онъ, прислушиваясь еще къ шуму, который почти прекратился въ эту минуту.
— Да, мыши! — протянула Люсиль насмѣшливо и поспѣшно вышла изъ комнаты.
