— Это представленіе ложно, — прервалъ онъ коротко, и губы его крѣпко сжались.
— Оно справедливо, — сказала она упорно. — Стоитъ только посмотрѣть на ея лицо. Можетъ быть здѣсь на нѣмецкой почвѣ она обуздываетъ себя. Ho развѣ не позорно ужъ и то, что она пользуется услугами рабовъ, везетъ ихъ съ собой за море, какъ машины, а не людей.
— Это ужъ ея дѣло — я не чувствую въ себѣ призванія бороться съ чужой безнравственностью.
Съ какой горечью говорилъ онъ.
Баронесса насмѣшливо засмѣялась.
— Едва-ли бы это и удалось тебѣ, - сказала она. — Эти заморскія хлопчато-бумажныя аристократки капризны и высокомѣрны, какъ демоны.
Онъ молчалъ и наклонился къ Паулѣ, которая обѣими руками крѣпко держалась за его руку и большими глазами смотрѣла на женщину, сидѣвшую въ креслѣ, - избалованной крошкѣ очевидно казалось очень удивительнымъ, что ее не удостоили ни однимъ взглядомъ.
— He отвести ли намъ Пирата на мѣсто? — спросилъ онъ. — Онъ визжитъ и просится вонъ. Дебора поведетъ его на цѣпочкѣ, а ты побѣжишь подлѣ него.
Дитя охотно обвило руками его шею, и онъ понесъ ее на лѣстницу.
— У него нехорошій видъ, и онъ вернулся въ невыносимомъ расположеніи духа, — при дерзкомъ тонѣ его голоса во мнѣ кипитъ вся кровь, — сказала канонисса, когда онъ исчезъ за дверью наверху.
Баронесса не отвѣчала. Она быстро вскочила, бросила конвертъ въ ящикъ и заперла шкафъ, потомъ опять сѣла въ кресло, какъ будто и не покидала своего мѣста.
— Съ этимъ настроеніемъ я живо покончу, — сказала она повидимому равнодушно, — во мнѣ наоборотъ кипитъ вся кровь, когда онъ, точно нянька, таскаетъ дѣвчонку и съ такой нѣжностью прижимаетъ къ себѣ ея бѣлокурую головку.
— Я считаю это за демонстрацію противъ твоей бездѣтности, — сказала канонисса спокойно, но съ особеннымъ удареніемъ.
Баронесса привскочила въ креслѣ, лицо ея исказилось отъ злобы, и съ устъ готовъ былъ сорваться потокъ страстныхъ словъ, но въ эту минуту баронъ Шиллингъ дернулъ наружную дверь зимняго сада. Онъ передалъ Паулу ожидавшей въ саду Деборѣ и хотѣлъ вернуться въ мастерскую по кратчайшей дорогѣ.
Баронесса невольно съ испугомъ схватилась за конфискованный ключъ, но дверь ужъ была отперта снаружи другимъ ключемъ.
— Что ты влетѣла что ли сюда, Клементина? — спросилъ баронъ Шиллингъ входя. — Всѣ входы, даже наверху, долженъ былъ я отпирать.
— Я взяла у Роберта ключъ отъ твоей мастерской, — отвѣчала она небрежно, но съ нѣкоторымъ смущеніемъ. — Я хотѣла посмотрѣть, все ли здѣсь въ порядкѣ въ твое отсутствіе.
При такой неловкой уверткѣ фрейлейнъ фонъ Ридтъ повернулась такъ быстро, что ея шелковое платье зашуршало.
— Ты очень добра. Изъ любви къ порядку ты героически поборола свое отвращеніе, — спокойно сказалъ баронъ Шиллингъ. — И ты нашла, что полъ дурно подметаютъ, что вездѣ валяются конверты и что слуги безъ всякаго стыда стараются проникнуть въ мои тайны… ахъ, ты была такъ добра, что собственноручно уничтожила гнусные слѣды достойнаго презрѣнія шпіонства? — прервалъ онъ самъ себя, бросивъ насмѣшливый взглядъ на полъ и на шкафъ.
Она молча встала. Ей было тяжело быть пойманной въ такомъ компрометтирующемъ поступкѣ, но очевидно она умѣла выпутываться изъ такихъ положеній посредствомъ лжи. Она поспѣшно подобрала свой шлейфъ и встряхнула его.
— Да, у тебя здѣсь пыльно, плохо убираютъ, — сказала она. — Ты, кажется, насмѣхаешься надъ моимъ присутствіемъ здѣсь, — само собой разумѣется, что я не приду больше, мой другъ. Но очень хорошо, что я хоть одинъ разъ пересилила себя и заглянула сюда… Эту картину ты выпустишь въ свѣтъ? — и она указала на мольбертъ.
— Конечно. Она скоро будетъ отправлена въ Вѣну на выставку.
— Это прославленіе еретичества? и ты рѣшишься передъ цѣлымъ свѣтомъ признать ее за твое произведеніе?
— Неужели я долженъ отречься отъ своего дѣтища?
Онъ засмѣялся полуудивленно, полунасмѣшливо и подошелъ ближе къ мольберту, какъ бы намѣреваясь укрыть свое дѣтище отъ профанирующихъ взглядовъ.
— Какое безстыдство! — сказала баронесса съ невыразимымъ раздраженіемъ. — Спроси Адельгейду…
— Какъ! художественная критика изъ этихъ устъ? Пойми, что я долженъ отъ нея рѣшительно отказаться, — вскричалъ онъ съ убійственной насмѣшкой и устремилъ пронизывающій взглядъ на канониссу, которая тотчасъ же приблизилась къ нимъ. Эти два человѣка были смертельными врагами, въ глубинѣ души презиравшими одинъ другого, о чемъ свидѣтедьствовали взгляды, которыми они смѣрили другъ друга.
