Она подошла къ письменному столу и, казалось, не замѣчала, что слуга стоялъ еще въ дверяхъ. Въ этомъ человѣкѣ, который вдругъ почувствовалъ, что можетъ приказывать гордой дамѣ, кипѣла злоба. Онъ съ шумомъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ въ глубину комнаты и показалъ на листъ бумаги, который держалъ въ рукѣ.
— Я желалъ бы попроситъ… — началъ онъ, откашливаясь.
Мерседесъ медленно и величественно повернула къ нему свое лицо, и онъ невольно склонился передъ гордымъ удивленнымъ взоромъ, которымъ она смѣрила его съ головы до ногъ.
— У меня здѣсь счетъ разныхъ уплатъ, — сказалъ онъ, подавая ей бумагу, которую она не взяла. — Уѣхавшая дама никогда не платила извозчикамъ, съ которыми возвращалась, — кучера сердились и требовали съ меня. Я также долженъ былъ давать на чай людямъ, приносившимъ покупки и заказы. Я никогда имъ не отказывалъ, думая, что это также принадлежитъ къ гостепріимству. Но когда я подалъ счетъ госпожѣ, она сказала, что это ея не касается.
— Это вѣрно. Въ такихъ случаяхъ вы должны обращаться къ моему слугѣ Яку.
Онъ съ дерзкой усмѣшкой почесалъ за ухомъ.
— Въ рукахъ негра я никогда не видалъ ни одного пфеннига, — сказалъ онъ, заикаясь отъ притворнаго замѣшательства, — и мое правило всегда прямо обращаться, куда слѣдуетъ.
Донна Мерседесъ плотно сжала поблѣднѣвшія губы, и грудь ея высоко поднималась отъ тяжелаго дыханія. Она молча отперла шкатулку, стоявшую въ ящикѣ стола и открыла ее, — она была до краевъ налолнена золотомъ.
— Возьмите, что вамъ слѣдуетъ, — рѣзко сказала она, указывая на золото, — ни за что на свѣтѣ не могла бы она отсчитать деньги этому человѣку. Онъ въ изумленіи отскочилъ назадъ, какъ будто его охватило пламя изъ этой сказочно богатой шкатулки. Онъ только что злобно намекалъ, что въ нижнемъ этажѣ нѣтъ ни одного пфеннига, и вдругъ передъ нимъ такое множество золота, какого онъ отъ роду не видывалъ; и съ этимъ богатствомъ обращались такъ небрежно, что онъ тотчасъ же понялъ, что эта барыня съ дѣтства была воспитана и пріучена къ богатствамъ набоба.
— Но, сударыня, я этого рѣшительно не могу, — пробормоталъ онъ въ смущеніи, — все его нахальство исчезло.
— Возьмите, — повторила она, и ея гордыя брови мрачно сдвинулись.
Онъ робко подошелъ на цыпочкахъ и кончиками пальцевъ, какъ бы боясь обжечься, вынулъ золотую монету. Потомъ быстро досталъ изъ кармана кошелекъ.
— У меня не хватитъ сдачи, сударыня, вамъ слѣдуетъ получить больше половины золотого, — сказалъ онъ и началъ выкладывать изъ кошелька грязныя деньги на столъ подлѣ портрета «бѣднаго Вальмазеды», бывшаго Креза Южной Каролины.
Донна Мерседесъ подняла руку и указала на дверь.
— Ступайте, — сказала она строго и повелительно. — Впередь прошу меня не безпокоить такими вещами. У меня этимъ распоряжается Якъ, а вы безъ особаго разрѣшенія не должны входить въ мои комнаты.
— Какъ прикажете, — пробормоталъ онъ униженно.
Онъ сунулъ золотой въ карманъ и съ низкими поклонами направился къ двери неудостоенный ни одного взгляда, — донна Мерседесъ отвернулась и смотрѣла въ садъ.
— Болванъ! Дуракъ! Долженъ бы самъ себѣ надавать пощечинъ за свою слѣпоту, — ворчалъ онъ, выйдя оттуда и остановившись за дверью, какъ вкопаный. — Сколько здѣсь можно было бы получить на чай. Ну и промахнулся же я!.. Тамъ все настоящее, Фрицъ, — сказалъ онъ шопотомъ конюху, который въ это время раздувалъ жаровни, указывая на салонъ, — все: и драгоцѣнные камни, и золото, и серебро и даже негры! У барыни денегъ, какъ сѣна. Въ тяжеломъ сундукѣ были не книги, теперь я знаю, это было золото! Золото!
А та, про которую онъ говорилъ, разсерженная стояла въ оконной нишѣ; на лицѣ ея выражалась смѣсь удивленія, отвращенія и презрѣнія… Дерзость слугъ въ этомъ нѣмецкомъ домѣ достигла высшей степени, — ея личность, ея гордыя самоувѣренныя манеры ничто не могло внушить уваженія; она безсознательно коснулась оружія противъ этого безстыдства — золота. Это былъ горькій урокъ!.. И она пользуется гостепріимствомъ въ этомъ домѣ! Гостепріимствомъ! На ея родинѣ оказывали безграничное гостепріимство, она и представить себѣ не могла, что могло быть иначе, и потому тотчасъ же приняла гостепріимство, предложенное ея брату барономъ Шиллингъ… Она вспомнила объ увезенномъ съ собой ключѣ отъ погреба — баронесса была не только коварна, какъ она тогда подумала, но и скупа… Она вздрогнула отъ отвращенія. He должна ли она поговорить о платѣ? Или отплатитъ болѣе тонко, пославъ хозяйкѣ дома что нибудь изъ своихъ драгоцѣнностей? Но что онъ скажетъ на это? Онъ будетъ хуже прежняго думать о ней…
