Кромѣ тетушки и Генріэтты, у изголовья больной помѣстился еще докторъ, такъ что для Флоры не нашлось свободнаго мѣста въ комнатѣ. Да и гордой красавицѣ непріятно было смотрѣть на поведеніе старухи, которая такъ ужасно безпокоилась о безопасной ранѣ на Кетиномъ лбу, точно это было самое важное послѣдствіе случившагося несчастія. Докторъ тоже озабоченно смотрѣлъ на больную и поминутно вставалъ, чтобы мѣнять компрессъ на ея лбу. У Флоры не хватало терпѣнія хладнокровно смотрѣть, какими нѣжностями и заботами окружали эту коренастую дѣвушку съ крѣпкими нервами и здоровымъ тѣлосложеніемъ простаго дровосѣка.
Утомившись неумолкаемой болтовней и рѣшивъ, что сегодня ей не съ кѣмъ серьезно поговорить, прекрасная невѣста въ сильномъ раздраженіи спустилась въ нижній этажъ, надѣясь отдохнуть тамъ въ своей уединенной комнатѣ.
Снявъ воздушный, тюлевый нарядъ, она облачилась въ бѣлый кашемировый капотъ греческаго фасона и прилегла отдохнуть на красную отоманку.
Бывшій рабочій кабинетъ Флоры находился теперь въ плачевномъ состояніи: черный, рѣзной столъ стоялъ въ углу пустой и запыленный, почти всѣ книги были сняты съ полокъ и лежали въ большихъ ящикахъ, нагроможденныхъ посреди комнаты, на полу валялись черные и бѣлые куски мрамора – осколки статуй и бюстовъ, и все это освѣщалось слабымъ огнемъ едва мерцавшей лампы, съ чернымъ, закоптѣвшимъ стекломъ.
Впрочемъ Флора не долго оставалась одна и съ первыми проблесками наступившаго дня послала въ бель этажъ и приказала просить къ себѣ доктора. Услышавъ его твердые шаги, громко раздававшіеся по корридору, она торопливымъ движеніемъ поправила мелкіе локончики, упрямо торчащіе изъ подъ кружевъ утренняго чепца, еще глубже прижала блѣдное, взволнованное лицо къ краснымъ, шелковымъ подушкамъ и установила сверкавшіе глаза на дверь, черезъ которую онъ долженъ былъ войдти.
При появленіи Брука, молодая женщина невольно привстала, потому что ее испугало суровое выраженіе его лица; ей даже показалось, что къ ней вошелъ незнакомый мужчина.
– Я очень дурно себя чувствую, Лео, – сказала она тихимъ голосомъ, не сводя глазъ съ его лица. – У меня сильный жаръ; можетъ быть это послѣдствіе испуга, во всякомъ случаѣ скверно и то, что я промочила ноги, это развило во мнѣ лихорадку.
Во время того, какъ Флора говорила, докторъ пытливо посмотрѣлъ на ея черты, и при этомъ взглядѣ вся кровь ея бурно закипѣла.
– Берегись, Брукъ! – продолжала она сдержаннымъ голосомъ, но грудь ея высоко поднималась отъ порывистаго дыханія и на мраморно-бѣломъ лбу показались двѣ глубокія морщинки.
– Вотъ уже нѣсколько мѣсяцевъ, какъ я терпѣливо переношу одиночество, убѣдившись, что для тебя нѣтъ ничего на свѣтѣ дороже твоей практики. Я предвижу даже и то, что и на будущее время участь моя не измѣнится; но это нисколько не пугаетъ меня: – такая преданность своему призванію возвышаетъ въ моихъ глазахъ человѣка, имя котораго я буду носить! Но я рѣшительно протестую противъ всякаго пренебреженія, когда я сама нуждаюсь въ твоей медицинской помощи. Безспорно, мы всѣ потерпѣли отъ ужасной катастрофы, но на мою долю пришлась еще тяжелая обязанность поддерживать полусумасшедшую бабушку и безпомощную Генріэтту, а это не легко! А между тѣмъ тебѣ и въ голову не пришло спросить меня, какъ подѣйствовало на меня это несчастіе?
– Я не спросилъ тебя потому, что знаю до какой степени у тебя крѣпки нервы и что каждое душевное потрясеніе контролируется у тебя разсудкомъ. Мнѣ достаточно было одного взгляда, чтобы убѣдиться, какъ мало ты физически пострадала.
Флора съ ужасомъ слушала его слова; хотя Брукъ наружно и старался быть покойнымъ, но голосъ его дрожалъ, точно отъ мучительнаго, сильнѣйшаго біенія сердца.
– Что касается до твоего втораго замѣчанія, то позволь сказать тебѣ, что ты жестоко ошибся, – сказала она, послѣ минутнаго молчанія. – У меня страшная головная боль и преимущественно въ лѣвомъ вискѣ, что причиняетъ мнѣ сильное страданіе. Относительно-же твоего мнѣнія о моемъ самообладаніи, ты, пожалуй, правъ. Я никогда не позволяю себѣ теряться въ несчастіи и стараюсь прежде всего составить себѣ ясное понятіе о случившемся. А ты вмѣсто того, что-бы похвалить меня за мою тактику, видимо сердишься и оставляешь меня безъ всякаго вниманія. Я никогда не слушалась Морица и не пустила въ спекуляціи того солиднаго капитала, который наслѣдовала отъ покойнаго отца. Если-бы я хоть одинъ разъ ослушалась своей спокойной разсудительности, то стояла бы теперь передъ тобою съ пустыми руками, мое приданое исчезло бы точно также, какъ бумажное состояніе, взлетѣвшее вчера на воздухъ. Можешь смотрѣть на меня, сколько хочешь, я не боюсь твоего взгляда, – сказала она понизивъ голосъ. – Меня никто не проведетъ! Посмотри теперь на бабушку, какъ она мечется изъ угла въ уголъ, оплакивая потерянное богатство; а всѣ наши гости со слезами на глазахъ вспоминаютъ о томъ баловнѣ счастія, котораго злая судьба такъ трагично вырвала изъ его земнаго рая! Я же говорю, что театральная смерть была плохо разыграна, въ кулисахъ образовался пробѣлъ, черезъ который легко видѣть всю истину. Въ непродолжительномъ времени судъ обнаружитъ, что Ремеръ сначала занимался легкомысленными спекуляціями, а потомъ пустился на мошенничества.
