— А сможем ли мы съездить и посмотреть Белоруссию? — С серьезным выражением лица спросил Денисенко. — Галстук у меня завязан, стрижка аккуратна, одет я в серый, примерно такой же, как и у вас, костюм. А вот на русских людей в оккупированной немцами Белоруссии посмотреть хочется…
— Освобожденной немцами! — поправил его Байдалаков.
Алексей Денисенко был хитер. Он знал, что Байдалаков упрям и возражать ему не следует. А тот, расхаживая по кабинету, длинно и нудно поучал:
— У Пифагора, Сократа, Платона и Аристотеля мнения несколько расходятся. Однако они и их последователи считали, что физиогномика определяет психическое состояние человека. Мимическая игра лица, движения рук и всего тела имеют некое постоянство. Что важно! Вам, господа, не следует забывать…
Вошел Субботин с бутылкой «Рейнвейна» и бокалами.
— Господа, сейчас будем обедать, а перед тем, как сесть за стол, маленький аперитив.
Но Байдалаков даже не обратил внимания, он был занят своей мыслью и продолжал:
— …не следует забывать о великой миссии! О том, что вас ждет и какое положение вы займете. Быть может, вы станете там министрами, вождями… В Белоруссию в скором времени поедет Георгий Околов. И я скажу, чтобы он взял и вас, Алексей, надеюсь, вас партизаны не повесят.
«Тебя-то они наверняка повесили бы на первом телеграфном столбе», — подумал Денисенко.
После второго приглашения Субботина все двинулись в столовую.
* * *
На расширенном заседании совета НТС в Берлине собрались почти все председатели отделов европейских стран. Проходило оно в квартире уехавшего Субботина. Байдалаков начал свое выступление предложением переименовать союз из НТСНП в Национально-трудовой союз (НТС). Под строгий совет Шелленберга председатель вынужден подводить «теоретическое» обоснование.
— Нам придется столкнуться с широкими массами русского народа, — говорил он собравшимся. — Слово «солидаризм» не будет всем понятным. Но мы останемся «солидаристами», с этим согласны высшие инстанции рейха! Мы ведем работу на благо будущей России! Одни из нас останутся в Германии вести пропаганду идей среди военнопленных, но большая часть поедет на освобожденную территорию. Помните: мы «третья сила»! Всех немецких подхалимов мы будем гнать из союза беспощадно.
— Ох, не верится… — подал кто-то голос.
— Работу среди военнопленных возглавит господин Поремский. — И Байдалаков широким жестом указал на сидящего в первом ряду человека. Тот встал и, откашлявшись, начал:
— Я буду краток. Что можем мы посулить русским военнопленным? Следует отобрать самых сильных, самых стойких! Нужны образованные и даже враждебно настроенные. Такой переубежденный, что переметнулся не ради лишнего куска хлеба, стоит сотни слабаков. Что же мы посулим ему? Мы скажем, что тоже ненавидим фашизм! У нас своя идея!
— Кто нам поверит? — опять раздался голос.
— Да и немцы не разрешат! — подтвердил кто-то другой.
Слово взял Околов. Во всем его облике было что-то от немецкого фюрера: галстук, сапоги, прическа, усики.
— Я практик! Главная наша задача — работа среди населения свободной от Советов территории! Зачем нам скрывать свою дружбу с немцами? В них и наша сила! Мы создадим боевые группы для организации диверсионной работы в тылу советских войск. И, господа, без немецкой разведки нам не обойтись! При ее помощи мы займем видные посты в городах. У нас в руках будут паспортные столы, жилотделы и бургомистерства. Я буду возглавлять отдел НТС на бывшей советской территории, мне нужны энергичные практики! — Околов сел.
В первом ряду поднялся располневший, грузный Вюрглер. Денисенко не видел его с 1938 года. Тогда председатель польского отдела был потоньше. Выпятив живот, он провел рукой по уныло спущенным усам, глядя в пол, фальшиво улыбнулся и заговорил глухим голосом:
— Господа! Я тоже буду краток. Соблюдайте конспирацию. Вам придется пересечь нелегально, повторяю, нелегально, немецко-польскую границу, потом польско-советскую. Кое-кто, вероятно, двинется дальше на Большую землю, другие пойдут к партизанам. Мы проникнем в российские народные толщи! «Солидаризм» дает народу демократию. — Вюрглер оглядел присутствующих и, заметив одобряющий кивок Байдалакова, продолжал: — Россия вспомнила Бога! Наваждение прошло! Красная армия еще упорствует, но…
