— Напевать можно, не имея никаких задних мыслей.
— Безусловно. Но мелодия выдала ваши мысли.
— Неужели?
— Да. Напевать очень опасно: можно случайно выдать свои бессознательные мечты. Если я не ошибаюсь, эта песенка родилась в дни войны.
И Пуаро запел невыносимым фальцетом:
Люблю брюнетку иногда,
Люблю блондинку иногда.
Она прилетает из рая,
В Швеции лишь отдыхая.
— Что могло бы лучше обличить вас? Но мне кажется, что блондинка берет верх над брюнеткой!
— Право же, Пуаро!.. — воскликнул я краснея.
— Это вполне естественно. Разве вы не заметили, как внезапно вспыхнула симпатия между Франклином Кларком и мадемуазель Мэган? Как он смотрел на нее? И как это рассердило мадемуазель Тору Грей? А Доналд Фрейзер…
— Пуаро, — перебил я, — вы неисправимо сентиментальны!
— Вот уж в чем меня меньше всего можно упрекнуть! Это вы сентиментальны, Гастингс.
Я собирался горячо оспаривать это утверждение, но тут дверь отворилась — и к моему удивлению, в комнату вошла Тора Грей.
— Простите, что я вернулась, — ровным голосом произнесла она. — Но мне хотелось бы кое-что сказать вам, мосье Пуаро.
— Пожалуйста, мадемуазель, прошу вас, садитесь.
Она села и помолчала, точно собираясь с мыслями.
— Дело вот в чем, мосье Пуаро. Говоря обо мне, мистер Кларк только что деликатно сказал вам, что я покинула Коумсайд по собственному желанию. Он добрый и тактичный человек, но, в сущности, дело обстоит совсем не так. Я собиралась остаться — там еще непочатый край работы с коллекцией сэра Кармайкла. Но леди Кларк пожелала, чтобы я уехала. К ней нужно отнестись снисходительно: она очень больна, и ум ее несколько затуманен теми лекарствами, которыми ее пичкают. Она стала подозрительной и капризной. Почему-то она невзлюбила меня и потребовала, чтобы я покинула дом.
Я не мог не восхищаться мужеством девушки. Тора Грей не пыталась истолковать факты желательным для себя образом, как поступили бы многие на ее месте, а с удивительной прямотой сразу изложила обстоятельства своего ухода. Она растрогала меня, и я сочувствовал ей всей душой.
— Вы прекрасно поступили, придя к нам и рассказав, как было дело! — сказал я.
Она слегка улыбнулась.
— Всегда лучше держаться правды. Я не хочу прятаться за рыцарские качества мистера Кларка. Он удивительно благородный человек!
Тора произнесла эти слова с большой теплотой. Очевидно, она ставила Франклина Кларка очень высоко.
— Вы поступили честно и правильно, мадемуазель, — сказал Пуаро.
— Для меня это было большим ударом, — печально произнесла Тора. — Я никак не думала, что леди Кларк до такой степени не любит меня. Мне даже казалось, что я ей нравлюсь. — Она плотно сжала губы. — Век живи — век учись.
Тора встала.
— Вот и все, что я хотела вам сказать. До свидания.
Я проводил ее в переднюю.
— По-моему, она поступила очень честно, — сказал я, вернувшись в комнату. — У этой девушки есть мужество.
— И расчетливость, — добавил Пуаро.
— Что вы хотите сказать?
— То, что она умеет смотреть в будущее.
Я взглянул на него, не понимая, что он имеет в виду.
— Но ведь она в самом деле прелестная девушка.
— И к тому же прелестно одевается. Этот креп-марокен и воротник из чернобурки… Последний крик моды!
— Вам бы быть портнихой, Пуаро! Вот я никогда не замечаю, как люди одеты.
— Тогда вам следует вступить в колонию нудистов.
Я готов был вспылить, но Пуаро внезапно переменил тему:
— Знаете, Гастингс, я не могу избавиться от ощущения, что во время нашего сегодняшнего собрания уже было сказано что-то важное. Странно, я никак не могу ухватить, что же это такое. Просто какое-то смутное впечатление, проскользнувшее в моем уме. Я вспомнил о чем-то, что я уже видел, или слышал, или заметил…
— Это связано с Кэрстоном?
— Нет, не Кэрстон… раньше… Ну, неважно, это впечатление еще вернется.
Он посмотрел на меня (может быть, я слушал его не очень внимательно) и рассмеялся.
— Она — ангел, не так ли? — сказал он и снова стал напевать: — «Прилетела из рая, в Швеции лишь отдыхая…»
— Пуаро, — сказал я, — идите к черту!