Юрий швырнул на стол ручку и развёл руками, словно пытаясь таким образом облечь в слова всё недосказанное.
— Ну вы даёте, Юрий Фёдорович, — сказал Фёдор. Он старался держаться непринуждённо, но Юрий видел, что задел даже его: нижняя губа покраснела, что являлось признаком сильнейшего волнения. — Вам же уже за тридцатник! Это что, значит, вы что-то проморгали?
— Я не мог ничего проморгать, — ответил Юра нахмурившись. — Каждый раз, когда мне выпадал шанс изменить свою жизнь, я тщательно взвешивал все за и против.
Он умолчал, что каждый раз этот шанс был как монетка на дне грязного, тухлого водоёма. Какой-то мальчик — Мальчик-Который-Только-Начал-Всё-Осознавать — сказал: «И оставался там, где ты есть, не торопясь ничего изменить», но Юрий ничего ему не ответил.
Тут ему в голову пришёл ответ на один из первых вопросов, заданный неприятным женским голосом с задней парты, такой ясный и кристально-чистый, что Юра просто не мог его не озвучить. Улыбнувшись, он сказал:
— Именно поэтому я и не беру себе класс. Например, вас, голубчиков… хоть вы очень хорошие, правда. Один из лучших классов, который мне довелось учить. Однажды может случиться что-то, что заставит меня исчезнуть. Уволиться и переехать на край света. Я всегда в подвешенном состоянии, всё ещё смотрю по сторонам. С жадностью смотрю. И я боюсь вас подвести.
Он поколебался, но всё же решил говорить до конца:
— Кроме того, мне больно смотреть, как мои теоремы снова и снова доказываются вами. Как вы чернеете, обугливаетесь изнутри. У вас у всех сейчас такие красивые глаза… осмысленные. Будто вас разбудили посреди ночи. Ну, кроме Ерофеева.
По рядам пробежал смешок, в течение десяти секунд Юрий имел счастье созерцать детские затылки. На предпоследней парте у стены сидел Ваня Ерофеев. Прикрывая рукой одну из своих пухлых тетрадей, он что-то рисовал. Все знали, что в этих тетрадях — одинаковых, как безобразные близнецы, с толстыми синими корками — идут процессы далёкие от учебных. В отличие от других учителей Юра никогда не отбирал у паренька эти сакральные тетрадки, но много раз, словно невзначай проходя мимо, замедлял шаг и даже задерживал дыхание, чтобы не дай бог не оборвать пульсирующие нити созидательного процесса.
— Что вы все на меня уставились? — спросил он, готовясь защищаться. Ваня был полноват, с длинными сальными волосами и чёлкой, похожей на дымный след подбитого самолёта. Шею его покрывали красные угревые пятна.
— Слыш, странный, — сказал Фёдор, доставляя языком комок жвачки из одного угла рта в другой. — Дядь Юра нам тут за жизнь рассказывает. Не слушать учителя, вообще-то, невежливо.
— Ему — можно, — сказал Юра чуть более резко, чем следовало. Почувствовав, что снова стал центром внимания, он сказал: — Пускай парень занимается своим делом. Если узнаю, что кто-то его достаёт, будет иметь дело со мной.
— Он как будто не с земли, — буркнул Фёдор.
— Такой, каким должен быть, — отрезал Хорь. — То, что я сейчас вам говорил, к нему не относится. Пока не относится, и, надеюсь, никогда не будет.
Он кивнул мальчишке, позволяя ему вернуться к прерванному делу. Наблюдая реакцию класса, Юра перевёл дух. Кажется, поняли. Большинство из них. Наивно было полагать, что теперь они будут смотреть другими глазами на того, в чью спину стреляли бумажными шариками, но хотелось думать, что первый шаг к этому сделан.
— Если вопросов больше нет, — Юра сверился с часами, — я отпущу вас пораньше. У вас же больше сегодня нет уроков? Пускай ту депрессивную речь, что я перед вами толкнул, разбавят лишние минуты на свободе…
Его перебил возмущённый голос и взметнувшаяся рука:
— Вы же женаты! Как вам не стыдно? Разве вы не счастливы? Разве вы не любите друг друга?
Юрий, к своему стыду, не помнил, как зовут девушку. Помнил только фамилию — Морковина. Она, очевидно, из тех, кто полагает, что после дождя и солнце сияет ярче.
— Если вдруг вам приспичит «исчезнуть»… тогда что? — в голосе появились сдавленные нотки. — Просто бросите её?
На неё зашикали. Кто-то засмеялся. Почти у всех были перед глазами примеры в лице родителей. Семьи, в которых далеко не всё так гладко, как хотелось бы. А она — просто наивная пигалица. Тем не менее, Юра ответил:
