Его сухой тон и взгляд обеспокоили ее. Аня отвела глаза и посмотрела на книгу, которую он держал в руках, на подушки на кровати, на отцовские шахматы, расставленные на стиле, и на поднос с бутылкой вина и тарелкой с бутербродами.
– А ты с комфортом устроился здесь, пока меня не было.
Он посмотрел на нее с исключительно обаятельной улыбкой.
– Марсель ухаживает за мной. Мне кажется, он жалеет меня.
– Жалеет тебя? – В ее голосе были слышны удивление и некоторая усталость.
Он закрыл книгу и откинулся на гору подушек, сцепив руки за головой.
– Очевидно, он думает, что ты держишь меня здесь ради собственного удовольствия.
– Он не думает ничего подобного!
Равель продолжал, как будто она и не перебивала его:
– Естественно, я попытался разубедить его в этом…
– «Естественно»! – насмешливо сказала она.
– Но мне кажется, он думает, что какой бы неудобной не была эта ситуация для меня, это является наилучшим шансом для его хозяйки заполучить себе мужа.
В ее глазах зажегся опасный огонек.
– Так ты…
– Ты не должна обвинять его. Он всего лишь беспокоится о тебе.
– Я не собираюсь его ни в чем обвинять, поскольку нет ни малейшей вероятности того, что я когда-либо приму тебя в качестве мужа!
– Никогда?
– Конечно, нет.
Он прищурился.
– Но предположим, что ты беременна от меня?
– Для этого существует «английское лекарство», – ответила она, подняв подбородок. Он резко сел на постели.
– Ты этого не сделаешь.
«Английское лекарство» – это были знаменитые женские таблетки, которые впервые предположительно были приготовлены сэром Джеймсом Кларком, врачом королевы Виктории, и рекламировались как способствующие «регулярности ежемесячных периодов». При этом настолько сильно подчеркивалось противопоказание использовать их в течение трех первых месяцев беременности, так как они «обязательно приводили к выкидышу», что они преимущественно использовались именно для этой цели. Аня вовсе не предполагала принять их в случае необходимости, но она не Могла позволить этому человеку почувствовать какую-либо власть над собой.
– Разве?
Он долго смотрел на нее, затем глухо спросил:
– Ты настолько меня ненавидишь?
– Скажи мне, почему бы мне этого не делать.
В ее голосе прозвучали нотки, которые ей самой не понравились, нотки, очень похожие на мольбу. Однако он, казалось, не заметил их.
– Я никогда не хотел сделать тебе больно.
– Это, конечно, может служить утешением, – продолжила она, прежде чем он смог сказать еще что-то. – Но если ты оказался способен так успешно завоевать симпатии Марселя, то почему ты все еще здесь? Ты, конечно, мог бы убедить его выпустить тебя.
– Может быть, я не торопился уехать отсюда.
– О да, тебе чрезвычайно нравится пребывание здесь. Фактически это прекрасный оздоровительный курорт? – Она бросила на него уничтожающий взгляд.
– Мне было любопытно узнать, возвратишься ли ты? И, конечно, я не мог лишить тебя удовольствия рассказать мне во всех подробностях, в каких развалинах лежит сейчас моя честь.
Она покраснела, когда услышала, как он произнес это слово, а также при воспоминании о замечаниях, сделанных Мурреем. Сдавленным голосом ответила:
– Все не так плохо, я думаю. Многие на твоей стороне.
– Разве? – Он нахмурившись, но с интересом смотрел на нее.
– Например, Эмиль Жиро.
– Эмиль… – мягко повторил он. – Он вернулся?
Она кивнула, не удивившись, что он знал о передвижениях брата Жана. Каким бы отчаянным, беспринципным и бессовестным он ни был, она понимала, что в Равеле Дюральде заключено нечто большее, чем то, что лежит на поверхности. Все это смущало ее и сбивало с толку – ведь она ничего другого не хотела, кроме как презирать его всем сердцем.
Он поспешно поднялся.
– Мои манеры просто ужасны, но в этом виновато лишь мое удивление, когда я увидел тебя снова так скоро. Не хочешь ли присесть, chere? И разреши мне предложить тебе немного этого чудесного вина.
– Спасибо, нет, – ответила она с щепетильной вежливостью. – Я проделала долгое путешествие и устала.
Когда он подходил к стулу, чтобы придвинуть его ей, цепь, которой он был прикован к стене, звякнула от удара об пол, и этот звук неприятно смутил ее.
