Аня, нахмурившись, смотрела на Муррея. Его поведение и речь показались ей просто неприличными, но, возможно, он вел себя так из-за облегчения, которое испытывал, но не мог позволить себе выразить открыто, или из-за того, что боялся, что окружающие почувствуют, какое он испытывает облегчение. Не может быть, чтобы он не понимал, какой опасности ему удалось так счастливо избежать. Репутация Равеля как дуэлянта основывалась в основном на его умении владеть шпагой, но он был также солдатом и поэтому считалось, что он прекрасно владеет и огнестрельным оружием.
Обеспокоенная Аня наклонилась чуть вперед.
– Конечно же, нет никакой необходимости устраивать еще одну дуэль. Вы же разумные люди, ведь должен существовать какой-то другой способ уладить это нелепое недоразумение.
– Нелепое недоразумение? – переспросил, подбоченившись, Муррей. – Это было вызвано нанесенным тебе оскорблением, Аня, если ты помнишь.
– Я помню это инцидент очень хорошо, и у меня не сложилось впечатление, будто мне было нанесено оскорбление. Если тебя хоть в какой-то степени волнует сохранение моего доброго имени или спокойствие Селестины, ты не станешь ничего предпринимать и оставишь все как есть.
– Я, конечно, прошу прощения за беспокойство, которое я доставил Селестине, – сказал он, слабо улыбаясь, – но я должен просить тебя объяснить мне, каким образом этот вопрос касается твоего доброго имени.
– Если ты будешь проявлять излишнюю настойчивость, то все начнут ломать голову над вопросом, что же такого на самом деле сделал со мной Равель.
– Они уже ломают голову, – очень тихо произнесла Селестина.
– Что ты хочешь сказать? – спросила Аня, повернувшись к ней.
– Ну, были один-два человека, которые изо всех сил пытались выяснить причину дуэли, задавая хитрые вопросы, особенно после того, как выяснилось, что ты уехала из города в ту же ночь.
– Это любопытство вполне естественно, – сказала мадам Роза, – но мне все это совершенно не нравится – все эти сплетни и предположения насчет дочери моего мужа. Аня права: это дело нужно немедленно прекратить.
Муррей победно улыбнулся.
– По моему мнению, по этому поводу можно не беспокоиться. Я мог бы сказать даже в ту ночь, когда все это случилось, что этот человек не хочет встречаться со мной, и очевидно, что сейчас он хочет этого еще меньше.
Манера говорить, присущая жениху Селестины, действовала Ане на нервы. Она даже закусила нижнюю губу, чтобы сдержаться и не объяснять ему, насколько он ошибается в своем суждении о Равеле. С внезапной ясностью она поняла, что если Равель выказал каким-то образом нежелание встречаться с Мурреем, то это не имело ни малейшего отношения к его возрасту или страху перед Мурреем. Равель не был стар, ему было чуть больше тридцати, но, по его собственному признанию, ему надоели сражения, и он не хотел принимать участия в бессмысленных дуэлях.
– Я был бы осторожнее в высказываниях, будь я на вашем месте, мсье, – медленно сказал Эмиль, тщательно подбирая слова.
Муррей перевел взгляд на него. С уничижительным оттенком в голосе он сказал:
– Действительно?
– Может случиться так, что однажды утром вы проснетесь и обнаружите, что Равель Дюральд вернулся. Вплоть до последнего момента ничто не возбуждало его гнев. Но можете не сомневаться: если то, что вы сказали здесь, вы говорили где-либо еще, и если это дойдет до его ушей, вам придется отвечать за ваши слова.
Голос Эмиля был тверд, несмотря на румянец, покрывший щеки. Аня видела, что за изящными манерами и цветистыми комплиментами младшего брата Жана скрывается твердый характер. То, что он защищал Равеля, человека, который должен был бы считаться его врагом, сначала поразило ее, а потом она поняла, что Эмиль защищает не конкретного человека, но всю свою расу от нападок americain и северянина.
Каковы бы ни были его причины, она мысленно аплодировала его поступку. Внезапно ей стало ясно, что она очень близка к тому, чтобы принять сторону Равеля в этой ссоре. Эта мысль настолько поразила ее, что она, потеряв дар речи, снова откинулась на спинку кресла. Была ли она настолько восприимчива к этому человеку, которому она против своей воли позволила так быстро себя переубедить? Это не казалось возможным, но какое другое объяснение можно было этому найти?
