– Мамзель, что случилось? – воскликнула она.
– Ничего особенного, – сказала Аня, пытаясь улыбнуться. Она сбросила шаль и начала вытаскивать шпильки из влажных волос, снова давая им свободно упасть на плечи. – Я бы не отказалась от бренди и горячей ванны, Дениза.
Экономка не шевельнулась.
– Он напал на тебя?
– Я бы не хотела говорить об этом.
– Но, chere, ты должна мне все рассказать.
Дениза была Аниной няней, другом и почти в такой же степени матерью, как и мадам Роза. Перед ней невозможно было запираться. Аня слегка вздохнула.
– Он не нападал на меня, во всяком случае не так, как ты думаешь.
– Он взял тебя силой?
– Не совсем.
– Но ты была с ним в постели?
Аня отвернулась.
– Какое это имеет значение? Со мной все в порядке. Нет необходимости беспокоиться.
– Ты скомпрометирована, chere, и он должен поступить теперь так, как поступают все честные люди, – он должен жениться на тебе.
Аня снова резко повернулась к экономке.
– Нет! Я не собираюсь выходить за него!
Она могла себе представить, что сказал бы Равель, если бы ему сообщили, что он должен жениться на женщине, которая похитила его. Но даже если он согласился бы, она не имела никакого желания быть замужем за человеком, которого ненавидела, человеком, который добивается того, чего хочет, такими низкими методами.
– Ты уверена?
– Уверена.
Экономка какое-то мгновение колебалась, будто собиралась продолжить спор, но потом повернулась и направилась к двери.
– Дениза, когда вернешься, можешь начинать упаковывать мои вещи. Я возвращаюсь утром в Новый Орлеан.
– С мсье Дюральдом? – спросила Дениза с неодобрением в голосе.
– Одна.
– Ты оставишь его здесь, в сарае? Но ты не можешь этого сделать!
– Могу.
– Подумай, какой будет скандал, если об этом кто-нибудь узнает! Я понимаю, что ты ненавидишь его, chere, но ты поступаешь неправильно.
– Может быть, но мне все равно.
– Его люди начнут беспокоиться, начнут искать его и могут даже обратиться в полицию.
– Пусть.
– Но, chere…
Аня вздохнула и опустила голову.
– Я знаю, знаю, я вернусь через день-два, чтобы освободить его. А что касается его людей, то мне говорили, что для него не является необычным исчезать на короткое время без всякого предупреждения, так что вряд ли кто-то будет волноваться.
– Он может и сам обратиться в полицию.
– И признаться, что был в плену у женщины? Он не станет предавать это дело огласке.
Дениза медленно кивнула.
– Возможно, ты и права, но что, если он решит сам добиться справедливости? У него будет достаточно времени, чтобы обдумать все это.
При мысли об этом Аня вздрогнула. Это было вполне возможно, хотя Равель мог счесть то, что уже сделал с ней, достаточной расплатой за ее поступок.
– Я буду беспокоиться об этом, когда придет время.
Экономка не стала больше ничего говорить и пошла готовить ванну. После того как Аня отлежалась в горячей ванне и выпила бренди, а Дениза упаковала ее сундук, прикрутила лампу и забрала ее промокшее платье и забрызганные грязью нижние юбки, чтобы постирать и почистить их, Аня лежала в кровати, уставившись в темноту. Гнев, придававший ей силы вплоть до этого момента, постепенно улетучился. Сейчас она чувствовала огромную душевную усталость.
Она чувствовала себя так, будто ее предали. Ее удручало не только то, что сделал с ней Равель, но и ощущение, будто она сама обманулась. Она была слишком близка к состраданию к нему и даже искреннему восхищению им. Более того, он пробудил в ней страсть и желание такой силы, о которых она даже не подозревала. Его нежность, искреннее беспокойство о ее удовольствии, изысканная заботливость, с какой он открыл ей тайны любви, были для нее откровением. Она была близка к тому, чтобы на несколько коротких мгновений полюбить его.
Как она могла так ошибиться? Как мог человек, которого она ненавидела в течение многих лет, так легко убедить ее изменить свои чувства по отношению к нему? То, что он сумел сделать это, говорит о том, что в ее характере есть такое, о чем она сама не знает. Это заставило ее задуматься, не слишком ли она податлива к льстивым речам красивых мужчин, если непреодолимая сила ее собственных страстей может заставить ее забыть о реальности. Или это был единственный в своем роде мужчина, сумевший разбудить в ней эти эмоции, единственный, перед которым она не устояла?
