Нужно было как-то отвлечь его, и она сумела это сделать. Чтобы задуманный план удался, она не должна была упускать полученное ею преимущество. Аня заставила себя расслабиться и приоткрыла губы, ей показалось, что он хочет именно этого. Его язык проскользнул, и она почувствовала его теплое и нежное прикосновение к небу. Она задержала дыхание, и какое-то странное ощущение стало наполнять ее тело: как будто где-то глубоко внутри против ее воли что-то открылось. Томление заполняло каждую клеточку ее тела, ее сердце забилось сильнее. Кожа, казалось, горела и светилась от пылавшего внутри огня. Нижняя часть тела отяжелела. Мысли постепенно исчезали. Какая-то сила толкала ее быть ближе к нему, и она прижалась, тихо что-то пробормотав. Она нерешительно прикоснулась к его языку своим и тут же его отдернула, снова прикоснулась и опять убрала его, позволяя ему проникать все глубже.
И тут раздался глухой удар. Голова Равеля резко дернулась вперед, Аня почувствовала острую мгновенную боль, ее нижняя губа треснула, а затем она, потеряв равновесие, чуть было не опрокинулась на спину под тяжестью рухнувшего на нее Дюральда. Сдавленно вскрикнув, она задержала его, и уже через мгновение Самсон и Илайджа перехватили длинное, безвольно повисшее тело, пытаясь удержать его на ногах.
Его голова, упавшая на грудь, покачивалась, а его длинные ноги подгибались в коленях. По белому воротничку рубашки и галстуку расплывалось пятно крови, казавшееся черным в темноте. Серый цилиндр и тросточка из слоновой кости упали на тротуар. Ветер подхватил цилиндр и покатил его по земле.
Аня прижала дрожащую руку ко рту.
– Он не умер? Вы не убили его?
– Увидев, что он собирается сделать, мы могли не рассчитать удара и ударили, вероятно, чуть сильнее, чем надо, – допустил Илайджа.
Самсон пророкотал в знак согласия:
– Для дальнего путешествия так даже лучше.
– Но он истекает кровью.
– Из ран на голове всегда много крови. Мы порвем его рубашку на бинты и перевяжем его. Если вы подержите дверь, мамзель, мы затащим его в экипаж, пока нами не заинтересовались.
– Да, – сказала она, вздрогнув, и ошеломленно глядя по сторонам. – Да.
Скорее торопясь, чем соблюдая осторожность, они сунули Равеля Дюральда в ландо. Аня забралась внутрь и захлопнула за собой дверь. Экипаж рывком тронулся с места, так что она упала на своего пленника, лежащего на сиденье. За те несколько секунд, которые она находилась в таком положении, она успела ощутить мускулистость его тела. Она торопливо оттолкнулась и стала на колени рядом с ним. Она подсунула руку ему под голову, чтобы проверить, насколько велика рана, и, почувствовав на руке теплую кровь, ощутила угрызения совести.
Она была преступно самоуверенна. Она должна была понимать, что совсем не так легко похитить мужчину и сделать его пленником. Ее план был слишком прост. Она отвлечет Равеля, а Самсон и Илайджа оглушат его сзади. Потом они свяжут ему руки и ноги, если это будет необходимо, положат его в экипаж, и все будет позади.
Это сработало. И все же Аня была почти не рада этому. Когда они отправились в казавшееся ей кошмарным сном путешествие в «Бо Рефьюж», Аня была способна только жестоко укорять себя за то, что не смогла предусмотреть того, что все может пойти не совсем так, как она предполагала.
Самсон, ехавший теперь внутри экипажа вместе с Аней, помог ей снять с Равеля накидку и сюртук. Дрожащими пальцами Аня сняла с него галстук и расстегнула рубашку, а потом держала его, прижав к себе, пока Самсон стаскивал с него рубашку. К тому времени когда они порвали ее на бинты, кровью Равеля были испачканы не только кожаные сиденья, но и плащ Ани, и ее индейский костюм. Кровотечение было настолько сильным, что через пару кварталов она была вынуждена остановить экипаж, чтобы Илайджа зажег фонари, свет которых был нужен для того, чтобы перевязать рану Дюральда. После этого они снова продолжили путь, а Аня положила его голову себе на колени, чтобы смягчить тряску.
Он лежал неподвижно и безжизненно, она чувствовала всю тяжесть его бессильного Тела. Под бронзовой кожей лица проступала бледность. Вглядываясь в него, она обнаружила, что он обладал особой мужественной красотой – высокий лоб, густые темные брови и большие выдающиеся скулы, плавно переходившие в худые щеки. Глаза, глубоко посаженные в глазницах, были затенены густыми ресницами. Четко очерченные губы чувственно изгибались, а в уголках рта были маленькие серповидные морщинки, смягчавшие суровые черты. Квадратный подбородок был гладко выбрит, хотя под кожей просвечивала едва заметная иссиня-черная тень. Волосы, не скрытые повязкой, были коротко подстрижены, чтобы не завивались кудрями, но они лежали кольцами за ушами и на затылке, спадали на лоб упругими завитками.
