– Итак, в чем заключается наша проблема? – спросила Аня.
Селестина посмотрела на нее и опустила глаза. Сглотнув слюну, она сказала:
– Я хочу что-то спросить у тебя.
– Ну и что же это?
– Это очень личное, и ты, может быть, не захочешь ответить мне.
– Что тебе на это сказать, если ты еще ничего не спросила?
Селестина подняла на Аню свои карие глаза и открыто посмотрела на нее.
– Я не хочу смущать тебя. Иногда ты становишься чересчур американкой, когда дело касается подобных вопросов.
– А, – сказала Аня, начиная понимать, куда клонится разговор, – эти вопросы. Так что же ты хочешь знать? Я была уверена, что мадам Роза все тебе объяснила.
– Да, конечно, – сказала Селестина, впервые почувствовав неловкость. – Она рассказала мне, что происходит и почему, когда мужчина и женщина занимаются любовью. Она сказала, что Муррей будет руководить мною и я должна стараться доставить ему удовольствие, но она ничего не сказала о том, что чувствует в этот момент женщина.
– Я думаю, что это зависит от женщины.
– Ну, Аня, ты же понимаешь, что я хочу сказать! До меня дошли слухи о том, что ты была близка с Равелем Дюральдом. Это приятно? Мне это понравится? Ты должна сказать мне, потому что я скоро выйду замуж и тогда, если мне это не понравится, будет уже поздно!
Аня, подняв бровь, посмотрела на сестру, не обращая внимания на свой легкий румянец.
– Что? Мнение изменилось?
– Нет, нет, – сказала Селестина, разламывая булочку, которую она все ее держала в руках, и скатывая пальцами шарики из мякиша. – Только мне кажется, так много зависит от мужчины.
– Да, – задумчиво сказала Аня, возвращаясь мыслями к той ночи в хлопковом сарае.
– Тебе понравилось? – настаивала Селестина.
Аня сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, а затем медленно сказала:
– Да.
– Но как все это было? Расскажи мне! Не заставляй меня задавать вопрос за вопросом!
– Это было… – Аня замолчала. Что она может сказать, чтобы заставить понять это другого человека, чтобы объяснить бурю чувств и те глубокие изменения в ней, последовавшие затем? Какие слова она может подобрать, чтобы передать это чудо и одновременно не вызвать у нее тревоги?
– Аня! – В голосе ее сестры послышалось отчаяние.
– Это было ощущение невероятной близости, мы лежали так близко друг к другу, и наши тела абсолютно ничто не разделяло, они, переплетаясь, прекрасно дополняли друг друга. Это было полное, глубочайшее наслаждение, и в то же время оно было волнующим, неистовым и не стесненным никакими правилами.
Селестина слегка удивленно и весьма заинтригованно посмотрела на нее.
– Maman сказала мне, что будет больно.
– Немного, но Равель облегчил эту боль.
Сестра закусила губу.
– Интересно, знает ли Муррей, как это сделать.
– Я уверена, зная, как он относится к тебе, он будет чрезвычайно осторожен.
– Да, я полагаю.
– Не беспокойся. Даже если поначалу что-нибудь будет не так, я понимаю, что это с каждым разом становится все лучше.
– Я только думала…
Селестина замолчала и устремила свой взгляд в пустоту. Озадаченная Аня спросила:
– Что ты думала?
– Готова спорить, что Эмиль Жиро знает. У него, вероятно, был большой опыт за границей.
– Возможно, – согласилась Аня, а затем добавила, вспомнив довольно напыщенные сентенции Эмиля о правилах поведения для девушек из приличных семей: – Хотя я как-то сомневаюсь, что в этот опыт входило общение с неопытными девушками.
Бросив на нее сердитый взгляд и нетерпеливо хлопнув рукой по постели, Селестина поспешила вернуть разговор в исходное русло.
– Но как странно представлять тебя и Равеля Дюральда вместе, так, как ты это описываешь. Вы едва знали друг друга и, конечно же, не были влюблены друг в друга. Как это могло случиться?
Аня отвернулась и направилась к балконным дверям.
– Я не знаю.
– Ты думаешь, что то же самое могло быть с другим мужчиной?
– Нет! – немедленно прозвучал Анин инстинктивный ответ.
– Может быть, – сказала Селестина, глядя на нее расширившимися глазами, – может быть, в конце концов это была любовь, одно из этих внезапных чувств, которое вспыхивает между любовниками в опере.
– Скорее это была просто похоть, – глухо сказала Аня.
