Она должна была найти его — не то чтобы это было хоть сколько-нибудь важно, но тогда она сможет внести в жизнь символическую долю порядка, исправить хотя бы одну несправедливость. Она не надеялась помочь ему, но, может быть, думала она, это хоть немного искупит ее вину. Ей казалось, что в таком случае усмешка хоть на миг слетит с желтого лица.
Однако в округе было столько нищих и бродяг, что она могла бы искать его вечно. Идти со сломанной ногой было тяжело, позвоночник больше не поддерживал ее, она думала, что позвонки смещены в трех местах. Но инстинкт гнал ее вперед. Кровь, лившаяся на тротуар, пугала прохожих, но Белла не в силах была остановиться или спрятаться в подворотне.
Пройдя пятьдесят метров, она заметила его спину. Костыли блестели в ярком свете, бесполезная нога скребла по земле. Она сунула руку в карман в поисках монет, но рука ее угодила в кровоточащую рану. Оторвав руку от кровавого месива, она поняла, что уже слишком поздно. Бродяга обернулся и, защищаясь, поднял костыль. Она знала, чье лицо она увидит, если поднимет взгляд, — хотя этому лицу было не место здесь. И она решила отрицать его существование, не смотреть на него; она не доставит ему этого удовольствия. Вместо этого она посмеется в последний раз и примет вину на себя. Она вонзила ногти себе в глаза, ручейки крови потекли по ее впалым щекам, и на лице возник треугольник — две окровавленные глазницы и отвисшая сломанная челюсть.
Пер. О. Ратниковой
ТОМАС ЛИГОТТИ
Странный замысел мастера Риньоло
Томас Лиготти родился в Детройте и в настоящее время продолжает жить в штате Мичиган. Он был продавцом в продовольственном магазине, проводил телефонные опросы, работал в отделе распространения местной газеты и младшим преподавателем в рамках государственной программы трудоустройства, а также редактором в издательстве справочной литературы.
Однако все эти занятия, по-видимому, не оказали никакого влияния на его уникальные причудливые произведения в жанрах фэнтези и хоррор, которые вначале публиковались в различных малотиражных журналах, а затем стали выходить в составе антологий, таких как «Первородное зло» («Prime Evil»), «Лучшее из „Fantasy Tales“» («The Best Horror from Fantasy Tales») и «Истории, которые меня испугали» («Stories That Scared Me») под редакцией Рэмси Кэмпбелла. Критики высоко оценили сборник рассказов Лиготти «Песни мертвого сновидца» («Songs of a Dead Dreamer»).
Довольно сложно охарактеризовать произведение, которое вам предстоит прочесть, поэтому просто позвольте себе проникнуться его атмосферой, оцените богатство прозы Лиготти и почувствуйте медленно подкрадывающийся страх.
Стоял поздний вечер, и Нолон уже довольно долго сидел за маленьким столиком в некоем подобии парка. То был длинный тонкий участок растительности, словно брошенный на землю осколок. С трех сторон его окружали улицы разной ширины, все как одна с выщербленным асфальтом. Каждая разрушалась на свой лад и в собственном неповторимом ритме, подчиняясь незаметным и неумолимым сдвигам спавшей под ними почвы. С дальнего конца парка к Нолону приближалась маленькая фигура в темном пальто. Похоже, вскоре здесь должна была произойти какая-то встреча.
Тут и там стояли другие столы, сейчас незанятые, но большая часть парка пустовала, покрытая мягким, ворсистым дерном. Лунный свет придавал густому переплетению трав сверкающий оттенок голубовато-зеленого цвета, казалось, от стеблей исходят лучи. В редеющих верхушках деревьев виднелись яркие звезды, словно вырезанные из люминесцентной бумаги. Небо вокруг парка рассекала рваная линия высоких крыш, черных и неотличимых друг от друга, похожих на неровные зубья старой пилы.
Нолон положил руки на край маленького круглого столика. Посредине столешницы мерцала свеча в бесформенном пузыре зеленого стекла, и лицо человека омывало тревожное изумрудное сияние. Нолон тоже носил черное пальто, расстегнутое у ворота, под которым виднелся светлый шарф, закутывающий шею до самого подбородка. Не обращая внимания на Гриссала, идущего по парку, он поминутно бросал взгляд вверх, пытаясь разглядеть нечто в освещенном окне здания на противоположной улице. Там через равные промежутки времени то появлялся, то исчезал чей-то силуэт. Над окном виднелся длинный низкий скат крыши, увенчанный щитом — то ли навесом, то ли рекламным плакатом. Текст его был совершенно неразличим. Может, краску смыло ливнем, а может, надпись стерли намеренно… Отчетливо виднелось лишь изображение двух высоких тонких бутылок, чьи изящные горлышки склонялись в разные стороны.
