— Ты не хочешь трахаться со мной! — кричал он. — Никто не трахается со мной! — Вот как выступает истинное лицо человека. — Смеешься надо мной. Сука! Прекрати надо мной смеяться! — добавил он злобно, вылезая из постели и хватая одежду.
Белла почувствовала, что мир рушится вокруг нее. Она слышала, как он глухо пробормотал, что они еще увидятся, затем ушел, хлопнув дверью. Заставив себя подняться, она выглянула в окно: человек, ударивший ее, шагал прочь, больше на улице никого не было.
Щель в стене расширилась, и пустота, хлынувшая из нее, казалось, затопила комнату. Белла обернулась к окну. Хлопали куски брезента, закрывавшие мусорные баки, превращаясь в пальто бездомных, собиравшихся, чтобы поглазеть на нее. Через безжизненную толпу пробиралось живое, озлобленное существо. Белла знала, что пройдет немного времени — и оно выйдет из проема в стене, чтобы отомстить за свою бесполезную эрекцию.
Белла ходила по улицам в поисках работы. Никому не нужна была кассирша. В одном ресторане ей предложили работу мойщицы посуды на полдня; она отказалась. На Холлоувэй-роуд какой-то бродяга попросил у нее мелочи на автобус, чтобы доехать до больницы. Она молча прошла мимо, как всегда. Но, оказавшись на боковой улице, в тюрьме, полной оранжевого тумана, она почувствовала раскаяние. Ей не следовало отказываться от этой работы; нужно было подать нищему. Общество и правительство не помогут ему — она чувствовала на своих плечах ответственность, которую они сбросили, она давила, словно фунтовая монета в кармане. Она повернула бы обратно и дала бы ему то немногое, что у нее осталось, если бы не шум шагов, раздававшийся у нее за спиной. Это мог быть кто угодно. Это мог быть Монктон, разозленный своим унижением, ищущий жертву, готовый выместить на ней свою агрессию. Она сделала круг по кварталу, и преследователь отстал — если он на самом деле был.
Белла больше не доверяла внешней шелухе жизни, которая когда-то заставляла ее верить во что-то, принимать жизнь такой, какая она есть, покоряться. Прошла неделя, и она увидела, что стены сужаются вокруг нее, становятся все тоньше, словно старая фотография на обложке книги. Она снова отправилась в Арчуэй-тауэр. Улицы кишели бродягами, число их росло, Земля, казалось, вращалась все быстрее; а как же другие люди вокруг меня, спрашивала она себя, неужели таков и их конец?
Она прошла мимо бездомного, копавшегося в помойке в поисках обеда, и села в автобус. Забралась наверх и смотрела, как ползет мимо тротуар. Одноногий нищий на костылях тащился сквозь толпу. Автобус целую вечность стоял перед светофором. Башня виднелась впереди, протыкая шпилем шиферную крышу облаков. Белла вышла из автобуса и пошла пешком. За спиной у нее раздались шаги; она остановилась, обернулась; мимо прошла группа незнакомых людей. Она снова пошла вперед, глядя себе под ноги. Впереди показался человек в шинели, из-под которой торчала одна нога, не касавшаяся земли. Время от времени она тыкалась в землю. Костыли стучали, словно сапоги, подкованные гвоздями. Внезапно инвалид развернулся на своих железных палках и протянул к Белле руку за подаянием. Но она испугалась, не смогла заставить себя даже взглянуть на него. Обойдя костыли, она оставила его стоять с протянутой рукой; она заметила только грязные ленточки на его шинели.
Она остановилась неподалеку от башни и взглянула вверх, на ее огромный пик. В кармане у нее лежали страховые бумаги, но если они и имели какое-то значение, для нее они превратились в мусор. Она прикоснулась к двери, которая легко отворилась. Отвергнув фальшь лифтов, она нашла лестницу. Шаги звучали у нее за спиной и смолкали, когда она останавливалась; они принадлежали ей самой. Но это было не важно — ей нечего было бояться шагов, она боялась лишь самой себя, своего злейшего врага.
Она добралась до девятого этажа и, задыхаясь, прислонилась лбом к стене, покрытой белой штукатуркой. Звук ее шагов все еще эхом разносился по лестничной площадке. Она почувствовала, что трещина на стене в том месте, где она прикоснулась к ней, расширилась при ее прикосновении. На белую стену полился черный свет, шаги зазвучали громче. «Обо всех случайных повреждениях следует немедленно сообщать линейному руководителю». Трещина зияла все шире. Белла бросилась наверх и с грохотом проскочила через вращающиеся двери на десятом этаже. Дверь, находившаяся напротив, была открыта; она вбежала в знакомую комнату. Здесь никого не было — только скамьи, пустые окошки с прилавками и одинокий стул. «Если вас не вызвали, сообщите об этом секретарю через десять минут после назначенного вам времени». Дверь в противоположном конце комнаты открылась, и в помещение вошел человек в строгом костюме, с ухмыляющейся треугольной маской вместо лица. Белла схватила стул и швырнула его в окно. Вокруг места удара возникла паутина трещин, и она вскарабкалась на подоконник, колотя кулаками в стекло. «Не позволяйте детям вставать на подоконники — это опасно».
