Где-то через полчаса после ухода моей нежданной помощницы Мария неожиданно очнулась и, увидев меня рядом с собой, невнятно затараторила. Девушка словно боялась, что не успеет сказать мне что-то очень для нее важное. Разобрать слова, сказанные в полубреду, было сложно, поэтому я весь превратился вслух.
– Александр Данилович, слава богу, что я успела! Мне повиниться перед вами надо, а то Боженька сказал, что он меня не примет, если я перед вами не повинюсь и не получу прощения! – хрипло прошептала девушка.
Не то чтобы я мгновенно простил Марии все ее прегрешения и полностью поверил в ее искренность, но я все-таки не последняя сволочь, чтобы плевать в лицо человеку, находящемуся на смертном одре. Поэтому мне пришлось придушить эмоции и ответить на покаяние Марии:
– Да бог с тобой, Машенька, я уже все простил! Ты, главное, выздоравливай и ни о чем плохом не думай.
– Нет, Александр Данилович, я все одно умру! Я ведь уже повесилась, только ветка обломилась, и тогда мне было видение! Ветка у березы не сама обломилась, это Боженька меня в рай не пустил и сказал, что я перед вами виновата и, пока вы меня не простите, он меня к маме и братику на небеса не пустит! Простите меня, пожалуйста, Христом Богом молю! Страшно одной и холодно между живыми и мертвыми скитаться! Пожалейте меня сиротинушку! – тихо заплакала несчастная девочка.
Я человек прагматичный и в мистику не верю, но люди в пятнадцатом веке к этим вопросам относились очень серьезно, а религиозные и мистические воззрения, раньше казавшиеся мне смешными и наивными, здесь считались нерушимой истиной. Скорее всего, у Марии в результате перенесенного стресса, потери крови и переохлаждения начались галлюцинации, которые она назвала видениями, и переубеждать ее было бессмысленно. На войне мне не раз доводилось провожать в мир иной умирающих раненых, и далеко не все из них вызывали у меня симпатию. Однако у человека должны быть нравственные принципы, отличающие его от бездушного скота, поэтому я всегда старался морально поддержать умирающего в его последнюю минуту.
Конечно, человеку двадцать первого века сложно поверить в божественное вмешательство, но я не стал вступать в ненужную религиозную полемику. Главное сейчас было не навредить пациентке, которая могла снова совершить попытку суицида, поэтому мне пришлось строгим голосом объявить:
– Мария, Бог тебя вернул в мир живых, и я не вправе нарушать Слово Божье! Ты должна жить и искупить свой грех делами, а не выпрашивать у меня прощение, как нищий подаяние. Ты не столько передо мной виновата, сколько перед собой и своим божественным даром. Бог не зря нас с тобою свел, а потому не тебе решать, когда тебе жить, а когда умирать. Ты должна бороться за жизнь, а если умрешь, то нарушишь наказ Господа нашего, и не будет тебе прощения! Ты меня поняла, девонька?
– Поняла, я буду стараться! – прошептала в ответ Мария и вскоре заснула.
В глубине души я осознавал фальшь сказанных мною слов, но в данный момент я выполнял функции врача и справедливо считал, что ложь во спасение не является тяжким грехом. То ли сработала моя психотерапия, то ли организм девушки оказался намного крепче, чем я предполагал, но Мария довольно быстро пошла на поправку. Знахарка, помогавшая мне, тоже не забывала свою пациентку и навещала Марию практически ежедневно. Она же нашла для нее сиделку, которая за небольшую плату обихаживала больную. Не знаю, чем зацепила Мария знахарку, но та относилась к ней как к родной дочери и отпаивала ее своими настойками, при этом отказываясь от оплаты.
Разобравшись с основными бедами Марии, я полностью погрузился в производственные дела. Следующей задачей, которая требовала моего пристального внимания, было обеспечение всем необходимым процесса серийного производства. Если с запуском установочной партии, отладкой технологии и оборудования мы справились собственными силами, то для выпуска большой партии колес нужны были наемные рабочие. Увы, как ни хотелось мне сэкономить на зарплате наемных рабочих, но за станками должны стоять люди и выпускать продукцию.
