Адамберг наблюдал за выражением лица Клементины Курбе, оно было так же безмятежно, как у ее внука. Он понял, почему Дамас был так непоколебимо спокоен. Один и другой считали себя абсолютно невиновными в пяти убийствах, которые совершили, и трех, которые были задуманы.
— Довольно вздора, — отрезала Клементина. — Поговорили — и будет, мне идти с вами или оставаться?
— Я попрошу вас пойти с нами, Клементина Курбе, — сказал Адамберг, вставая. — Чтобы сделать заявление. Вы задержаны.
— Так тому и быть, — согласилась Клементина и тоже встала. — Хоть мальчика повидаю.
Пока Клементина убирала со стола, гасила огонь и выключала газ, Керноркян дал понять Адамбергу, что ему не очень-то хочется лезть на чердак.
— Они безопасны, бригадир, — устыдил его Адамберг. — Господи, да где, по-вашему, она могла найти чумных крыс? Она бредит, Керноркян, все это только у нее в голове.
— А она другое говорит, — сумрачно возразил Керноркян.
— Она возится с ними каждый день, и чумы у нее нет.
— Журно под защитой, комиссар.
— Журно вбили это себе в голову, а вам это ничем не грозит, даю слово. Они нападают только на тех, кто вредит Журно.
— Что-то вроде семейного мстителя?
— Вот именно. Захватите также древесный уголь и отправьте в лабораторию с пометкой «срочно».
Прибытие старой женщины в уголовный розыск произвело сенсацию. Она принесла большую коробку лепешек, которую весело показала Дамасу, остановившись у решетки. Тот улыбнулся.
— Не волнуйся, Арно, — громко сказала она. — Дело сделано. Они все попались, все до единого.
Дамас улыбнулся еще шире, взял коробку, которую она просунула ему сквозь прутья, и спокойно вернулся на кушетку.
— Приготовьте ей камеру рядом с Дамасом, — распорядился Адамберг. — Достаньте из раздевалки матрас и устройте все как можно удобнее. Ей восемьдесят шесть лет. Клементина, — обратился он к старухе, — довольно вздора, приступим, жду ваших показаний, или вы устали?
— Приступим, — твердо ответила Клементина.
В шесть вечера Адамберг вышел пройтись, голова его гудела от признаний Клементины Журно, в замужестве Курбе. Он слушал ее два часа, потом устроил бабке и внуку очную ставку. Те ни разу не усомнились, что троих следующих жертв ждет смерть. Даже когда Адамберг объяснил, что прошло очень мало времени между появлением блох и смертью, слишком мало, чтобы можно было считать их умершими от чумы. Бич сей всегда наготове и к услугам Божьим, Он насылает и отводит его, когда захочет, ответила Клементина, в точности цитируя «странное» послание от 19 сентября. Даже когда Адамберг показал им результаты анализов, доказавших абсолютную безвредность их блох. Даже когда им сунули под нос фотографии со следами удушения. Их вера в могущество насекомых оставалась непоколебима, они были уверены, что три человека должны вскоре умереть, один в Париже, другой в Труа, третий в Шательро.
Комиссар бродил по улицам целый час, пока не остановился у стен тюрьмы Санте. Наверху один заключенный просунул ногу сквозь прутья. Там неизменно торчала из окна чья-то нога, болтаясь в воздухе над бульваром Араго. Именно нога, а не рука. Необутая, босая. Подобно комиссару, этот человек хотел прогуляться. Адамберг взглянул на ногу, представив, что это нога Клементины, а не Дамаса, болтается между небом и землей. Он не считал их сумасшедшими, за исключением того лабиринта, куда увлекал их семейный призрак. Когда нога неожиданно исчезла в окне, Адамберг понял, что оставался некто третий, вне этих стен, готовый завершить начатое в Париже, Труа и Шательро, держа наготове витую проволоку.
