Сам же Черчилль говорил так:
— Я взял от алкоголя больше, чем он забрал у меня…
Умер великий политик и пьяница в январе 1965 года в возрасте 91 года.
Ататюрк: «Этот божественный напиток…»
1 февраля 1938 первый президент Турецкой Респулики Мустафа Кемаль Ататюрк отправился в Бурсу на открытие новой шерстеперерабатывающей фабрики.
Как и всегда, он произнес пламенную речь, а затем вернулся в Стамбул, где продолжил ночные застолья в «Парк отеле».
Но уже очень скоро он почувствовал себя плохо. У него поднялась высокая температура и началась жестокая лихорадка с пневмонией.
Целых две недели он приходил в себя, а едва поправившись, отправился в Анкару на заседание Совета Балканской Антанты.
В дороге у него пошла носом кровь, и лишь с огромным трудом врачам удалось остановить ее. И это был еще один признак смертельной болезни.
Опасаясь, как бы известие о его тяжелом недуге не повлекло за собой нежелательные повороты в политике западных держав, он запретил вызывать к нему иностранцев, и его пользовали турецкие врачи.
Положение ухудшалось с каждым днем, и, в конце концов, Байяр уговорил его вызвать специалиста из-за границы.
В Анкару прибыл хорошо знакомый президенту французский профессор Фиссенгер.
На этот раз он не улыбался. Да и какие могли быть улыбки, если поставленный им страшный диагноз прозвучал как приговор.
Цирроз печени в Турции неслучайно называли «он проглотил монстра», и всем посвященным в страшную тайну уже было ясно, что с этим монстром не справиться даже их непобедимому Гази.
— Вы, — безапелляционно заявил Фиссенгер, — были командиром во многих сражениях, но теперь командовать буду я!
И Ататюрку не оставалось ничего другого, как подчиниться.
Цирроз не был оппозицией, которую можно было запугать или запретить, это была сама судьба, а с судьбой бороться было бессмысленно даже ему.
Ну а пока Ататюрк боролся со страшной болезнью, нам остается посмотреть, как случилось так, что сотворивший невозможное человек не смог победить сам себя.
Настоящее имя Ататюрка — Мустафа. Второе свое имя — Кемаль он получил в военной школе.
Так его стали называть для того, чтобы не путать с другими мальчиками по имени Мустафа. Ататюрком (Отцом турок) он стал в 1934 году после введения в Турции фамилий.
Тяга к удовольствиям проснулась в будущем Гази рано, и злачные заведения он начал посещать, будучи еще курсантом военного училища в небольшом городке в юго-западной Македонии Монастире.
Каникулы он проводил в родительском доме в Салониках., и они стали самым настоящим испытанием для его матери.
В Салониках Кемаль познал свою первую любовь. Ею оказалась дочь военного коменданта Салоник Шевки-паши Эмине. Расстался с нею Кемаль только после поступления в Высшее военное училище (Харбие) в Стамбуле.
— Если бы ты только знала, — глядя в грустные и полные любви глаза девушки, говорил он, — как мне тяжело расставаться с тобой! Но я клянусь тебе, что никогда не забуду тебя, и надеюсь на тебя!
Как вспоминала затем Эмине, Кемаль часто виделся с нею и даже хотел жениться на ней. Да и сам Кемаль не забыл свою первую любовь и много лет спустя, слушая в своей президентской резиденции в Чанкая песню «Моя Эмине», был тронут воспоминаниями юности и с несказанной грустью в голосе заметил, что в сердце каждого мужчины живет своя Эмине.
Правда, в другой раз он говорил, что его первой любовью была молодая гречанка из Салоник, которую он намеревался увезти с собой в Монастыр, и только его дядя Хусейн-ага отговорил его от этой безумной затеи.
И надо ли говорить, как боялась за него уже познавшая властный характер сына мать. Впрочем, она быстро успокоилась: несмотря на все свои увлечения, Кемаль не собирался жениться, и все его мысли были заняты военной карьерой.
Но главное в его отношении к женщинам проявилось уже тогда. Ему нравилось вызывать у них восхищение и оказывать покровительство, но он совершенно не терпел от них ни требований, ни тем более нравоучений.
Во время одного из отпусков он познакомился с дочерью брата отчима полковника Хюсаметтина Фикрие, в чьей судьбе ему будет суждено сыграть столь трагическую роль.
