Он даже не сразу понял, что держит ее за горло — сообщило ему об этом лишь покалывание в кончиках пальцев. Она очень правдоподобно пищала и взвизгивала. Очень правдоподобно размахивала руками. Краска, прилившая к ее лицу, смотрелась ужасающе правдоподобно, глаза, лезшие из орбит, смотрелись дьявольски правдоподобно. Даже шея ее, похоже, была не сильно тверже шеи настоящей Лайты.
А потом все было кончено. Он оттащил обмякший механизм — да, это был лишь механизм теперь, так же, как и ненависть стала лишь воспоминанием, — к дезинтегратору и включил его на полную мощность. Следом ушел и футляр.
Хенсон лег спать, и сны ему не снились. Впервые за несколько месяцев он спал без снов, потому что с Лайтой было покончено, и он снова стал самим собой. Терапия завершилась успешно.
— Вот так все и прошло. — Хенсон сидел в кабинете Поверщика, будничное солнце било ему в глаза.
— Отлично. — Поверщик улыбнулся ему, пригладил волосы. — А как вы с Лайтой провели выходные? Рыбка клевала?
— Мы не ходили на рыбалку, — сказал Хенсон. — Мы говорили.
— Вот как?
— Я все равно рано или поздно рассказал бы ей. И я решил: чем раньше…
— Как она приняла это?
— Поначалу нормально…
— А потом?
— Потом я задал ей несколько вопросов.
— И?..
— И она ответила.
— Она рассказала, что ей приходилось скрывать от вас?
— Без большой охоты, но — да. Все выложила после того, как я сознался.
— И что же это было?
— Я звонил ее матери в пятницу вечером. Она не была в Сайгоне. И вы не были в Маниле по важному делу. Хенсон подался вперед. — Вы, двое, были вместе, в Нью-Сингапуре. Я все проверил — и она во всем созналась.
Поверщик вздохнул.
— Что ж, теперь вы знаете, — сказал он.
— Да, теперь — знаю, что она от меня утаивала. Знаю, что вы оба утаивали от меня.
— Надеюсь, вы не ревнуете? — спросил Поверщик. — Нет, не станете же вы…
— Она сказала, что хочет ребенка от вас, — сказал Хенсон. — А мне родить — так и не смогла. А от вас вот — хочет. Так мне и сказала.
— И что же вы намерены предпринять?
— Это вы мне скажите, — пробормотал Хенсон. — Поэтому-то я к вам и пришел. Вы — мой Поверщик.
— И что бы вы хотели сделать?
— Убить вас, — ответил Хенсон. — Снести вам полголовы из бластера.
— Неплохая идея, — кивнул Поверщик. — Я подготовлю своего робота к любому удобному вам сроку.
— У меня, — произнес Хенсон. — Этим вечером.
- Отлично. Его пришлют к вам…
— Еще кое-что. — Хенсон сглотнул слюну. — Я хочу, чтобы Лайта видела.
Теперь пришла очередь Поверщика взволнованно ерзать в кресле.
— Вы хотите, чтобы она прошла через это?
— Я сказал ей. Она согласилась.
— Но подумайте о том, как это повлияет на нее!
— Подумайте о том, как это уже влияет на меня. Вы хотите, чтобы я сошел с ума?
— Ни в коем случае, — сказал Поверщик. — Вы правы. Нужды терапии… Мой робот будет у вас в восемь часов. Бластер прислать вместе с ним?
— Не нужно, у меня свой есть.
— Какие указания я должен дать своему роботу?
Хенсон сказал ему — с убийственной прямотой, и посреди его разъяснений Поверщик отвел взгляд и покраснел.
— …и вы, двое, будете вместе, как будто все по-настоящему, и я ворвусь, и…
Поверщик, зябко поведя плечами, выдавил из себя улыбку.
— Зрелищность, — произнес он. — Что ж, если вам нужно именно это, так все и будет.
Так пожелал Хенсон, и так все и шло — до определенного момента.
Он вломился в комнату в четверть девятого — и застал их вместе: Лайту и робота Поверщика. Робота хорошо проинструктировали: он хорошо изобразил удивление и испуг. Лайте инструкции и не требовались — она была вся пунцовая от стыда.
Хенсон вскинул бластер. Прицелился.
Увы, он самую малость опоздал: робот грациозно поднялся с кровати, сунул руку под подушку — и достал другой бластер. Он взвел его, прицелился и выстрелил, уложив все в одно выверенное движение.
Хенсон зашатался и упал. У него не было половины головы.
Лайта закричала.
Тогда робот обнял ее и прошептал утешительно:
— Все кончено, дорогая. Мы сделали это! Его помутненный рассудок принял меня за робота! Теперь, — он взглянул ей в глаза, — мы всегда будем вместе. У нас будет ребенок. Много детей, если ты захочешь! Между нами теперь ничего не стоит.