— Слышала, почтенный Вергил, слышала. Неясыть уже весточку от тебя приносила. Чего это ты так за барсуков-то паршивых озлился на меня? Сколько уж мы с тобой в мире живем? Не сосчитать. А ты ссориться хочешь.
— Живем долго. И верно — не сосчитать. Но мира у нас нет. Хотя и не воюем. А Тина с семьей оставьте. И другого ответа тебе не будет.
— Да я-то причем, почтенный Вергил? Это все синий Фарг! А я — сама по себе. Все тружусь, все опыты делаю. В Канаве у Фарга почти и не бываю.
— Ты брось прибедняться, почтенная Бреха, ты у них — главная. Без твоего согласия лешие никого в Канаву не тянут.
Бреха вертела головой, глаза ее бегали по сторонам.
Разговор ей явно был неприятен. Припрыгала, чтобы вынюхать кое-что, а получилось, что оправдываться надо, объясняться, юлить. Этот проклятый волк хитер, все знает про нее, его не проведешь, провались он пропадом — в преисподнюю! Там бы ему досталось! Но ведь он-то никогда не провалится. Ведьма нервничала.
— Ну, я уж пойду… а то… зелье варится, выкипает… опыты у меня… Большой охоты вам, волки!
Старый Вергил молча кивнул Брехе, прощаясь. Все волки молча повторили его движение головой.
Ведьма ревностно смотрела — ответит ли. Она знала, много лет уже чувствовала презрительное отношение к себе волчьего вожака. Она побаивалась его. Волки на приветствие ответили. Молча, но кивнули. И она, довольная, поспешила исчезнуть с поляны.
Седой Вергил спрыгнул с валуна, не спеша прошелся по поляне. Взгляды волков сопровождали его. Куга тоже смотрела на вожака. Он пересек поляну, возвратился обратно к трем камням, сел.
— Будьте начеку, братья-волки! — произнес он суровым и низким своим басом. — Ведьма не спокойна. Она чувствует нашу силу, но просто так не отступит. Мы должны уберечь от расправы семью барсуков. И дело здесь не только в барсуках. Надо прекратить беззаконие в Лесу. Вместе с несчастными барсуками в Лесу погибнет сама справедливость. Зер и Лана! Подойдите ко мне!
— Мы слушаем тебя, отец! — почти в один голос ответили младшие брат и сестра вожака.
— Идите сейчас же к норе Тина и ночью и днем, и в сумерки, и на рассвете неусыпно охраняйте его семью. Гарт проследит, чтобы у вас была пища. Вы не должны никуда отходить от барсучьего жилища. При первых признаках беды подадите голос. Будете выть оба одновременно, сильно и протяжно. Гарт!
— Я слушаю, отец!
— Двоим поручи приносить для Зера и Ланы еду и воду. Одного — из молодых — посади на скалу возле логова. Он должен днем и ночью слушать, и, когда зазвучит сигнал, когда завоют Зер и Лана, пусть немедленно сообщит мне, если я буду в логове, или завоет, чтобы я услышал, если буду на охоте.
— Все понятно, отец!
— Иди! — старый Вергил вновь прыгнул на валун и лег на бок. — Подойди ближе, росомаха Куга. О чем ты думаешь сейчас?
— Я думаю, мудрый Вергил, что ты все сделал правильно.
— Ты не об этом должна думать, Куга. Ты должна вспомнить тайну Серой Росомахи.
— Я постараюсь, почтенный Вергил.
— Постарайся. От этого зависит многое.
Луна уже висела с другой стороны поляны. Ее круглый желтый зрачок чуть позеленел в ожидании рассвета. А волкам еще надо было успеть поохотиться, пока не наступит этот рассвет.
В августе все ночи полнолуния семья Вергила не спала в логове, а проводила на этой поляне. Таких ночей было пять или шесть. Так уж сложилось издревле. Здесь обсуждались важные дела, принимались решения. А в Лесу, поодаль от поляны, молодые волки старательно и чутко несли службу охраны, вслушиваясь, внюхиваясь и вглядываясь в темноту.
Внезапно над задремавшим Лесом раскатился тревожный, испуганный и надрывный голос Неясыти.
— Чего это у нее всегда такой испуганный голос? Ведь она не боится никого, уж я знаю… — проговорила росомаха Куга, обращаясь к матерой Зане. Тревожить Вергила она не решилась.
— Такой уж голос, — ответила волчица, — и не боится, а крик испуганный. У нее все наоборот: говорит одно, делает — другое. Недаром в почете у ведьмы пребывает.
— Недолго осталось почета для Царицы Ночи.
— Дай-то бог, росомаха Куга, дай-то бог, — вздохнула волчица.
Старый Вергил молча и задумчиво смотрел в темноту.
