Короче говоря, никаких проблем с американской визой у Вари не предвиделось. Однажды она двухгодичную себе уже делала. Дважды съездила: один раз с Даниловым чисто в отпуск, когда еще курс доллара позволял, другой раз — по работе, в город Рино, штат Невада, свидетельницу по делу Сырцова допрашивать. И причин, почему девушке сейчас откажут в туристической, вроде не наблюдалось.
Другое дело, что в Америке ей придется действовать совершенно одной, без связи, подстраховки и прикрытия. Это, конечно, напрягало — но и наполняло кровь адреналином, восхитительным предощущением борьбы, сшибки, рубки. Практически — один на один (если не считать наверняка окружавших олигарха телохранителей).
И вот именно в таком состоянии (о чем он, разумеется, не ведал) застал любимую в шесть часов сорок минут утра в ее постели Алексей Данилов.
* * *
— Боже мой! Данилов! Кофе в постель! Как это мило!
— Вуаля и силь ву пле, мадмуазель.
— И как раз такой, как я люблю! По‑турецки! В джезве! Ты просто восхитителен. Или ты провинился в чем? Налево успел сбегать, пока я тут сплю?
— Никак нет, моя госпожа.
— Или, может, хочешь, м‑мур, попросить об чем?
— Попросить — это я завсегда. Но если честно, разговор есть.
Варя сделала предостерегающий жест — дескать, возможно, и стены имеют уши. Кто его знает, в комиссии ведь особый отдел имеется. Запросто могут особисты профилактически ее писать. А тут мало того что она устав нарушает — открыто живет с объектом разработки, да еще и болтает с ним о службе напропалую.
— Да не, разговор несерьезный. О снах.
— О снах?! — не удержалась от удивленного возгласа Варвара.
— Да. Является тут мне которую ночь подряд удивительное сновидение…
И пока Варя прихлебывала кофе да сок, апельсиновый свежевыжатый (лично рукой Данилова), он ей подробно и в красках начал рассказывать о мучивших его кошмарах. И получалось, что она знала, да молчала, что ей его сон интересен и важен по службе — и он знал, что его видения ей нужны, да тоже молчал об этом. А пока он излагал: будущее, две тысячи тридцать третий, резкое удешевление нефти, всеобщая бедность и невесть откуда вынырнувший красавчик — всеобщий любимчик, отвратительный господин Елисей Кордубцев.
А когда рассказ и завтрак подошли к концу, ни о каком м‑мур и речи не могло быть — история Варю чрезвычайно завела. В том смысле, что показалась ей очень и очень важной. Прямо‑таки важней всего: и текущих дел, и олигарха Корюкина, и предстоящей командировки.
— Я тебя по пути подброшу? — спросил напоследок возлюбленный.
— Я на метро.
— Провожу тогда до «Новослободской».
Это означало, что Данилов хочет еще о чем‑то поговорить — но вне домашних стен. О чем‑то, стало быть, что точно не предназначается ни для чьей записи. Ведь то, что он рассказал ей в квартире, — просто сон. Мало ли кому что снится! Но его мысли вокруг этого сна, его анализ — этого уже никаким особистам знать не надобно.
— Буду только рада.
И Варя побежала в душ — хоть весь мир может рушиться, но воинскую дисциплину, будь она неладна, в комиссии никто не отменял.
Когда они вышли, уже совсем рассвело, и бодрые и невыспавшиеся люди неслись по тротуарам в сторону метро — впрочем, имелось и обратное движение: в институты и офисы, что располагались тут, в районе Новослободской улицы. Варя взяла Алексея под руку. Со стороны они представляли собой прекрасное зрелище: примерно одинакового роста, стильно одетые, красивые. Вот только чрезвычайно озабоченное выражение застыло на лицах обоих — впрочем, подобное для многих москвичей характерно, и совсем не обязательно, что им приходится, в самом буквальном смысле, как Кононовой и Данилову, мир спасать.
Убедившись, что его никто не слушает, Алексей высказался, причем довольно горячо — Варя его таким давно не видела:
— Ты знаешь, у меня есть глубокое убеждение, что вот эта история из моего сна — она как раз для вас. А для чего еще существует ваша комиссия? — Тут Варя нервно оглянулась, но нет, никто не мог слышать их диалога. — Для чего с хрущевских времен ваша комиссия ест деньги налогоплательщиков, если не для таких оказий? Я, как ты знаешь, спецслужбы, оптом и в розницу, не люблю — за исключением отдельных прекрасных представителей в твоем лице. Но в данном случае без зазрения совести о сновидении своем тебе доложил и, типа того, Кордубцева сдал. Потому что я понимаю: может, фабула или сюжет этого сна тебе не доказали, но ощущение мое не врет: он, этот человек (или НЕ человек?), очень, очень и ОЧЕНЬ опасен. Ты у нас, конечно, атеист и агностик — поэтому предлагаю тебе найти любое подходящее ситуации реалистическое и материалистическое объяснение. Я же, как старый мистик и метафизик, скажу тебе, что более всего этот персонаж похож на того самого лжепророка, что явится к нам в преддверии апокалипсиса. Я не знаю, можно ли этот самый апокалипсис остановить, и в наших ли это силах, но Кордубцева этого остановить надо. Причем не дожидаясь тридцать третьего года, когда он будет окружен клевретами и войсками, а желательно сейчас, пока он не набрал еще свою силу.
