Розаменд тотчас повернулась к ней и радостно протянула обе руки:
— Как это великодушно с вашей стороны — очень, очень великодушно!
Дженни чувствовала себя почти королевой: на ней были юбка и кофта старшей сестры. Все ее платьица давно были слишком коротки, а в таком виде на бракосочетание собственной сестры идти не хотелось. Правда, вещи Розаменд тоже старенькие, но коричневая юбка мягко облегает фигуру и длинная, совсем как у взрослых. И пусть она из старого твида, и кофта тоже коричневая, но этот цвет замечательно сочетается с золотистыми волосами. Но вот странно: когда мисс Силвер взглянула на нее, Дженни захотелось заплакать.
В регистрационное бюро они ехали в машине Крейга.
Дженни решила, что вот так выходить замуж очень скучно. Как красиво смотрелась бы Розаменд в белом платье со шлейфом и летящей вуалью. А Дженни была бы подружкой невесты, тоже в белом платье и в веночке из нежных цветов. А в церкви — орган, пение, множество цветов. Эта же церемония, увы, совсем не такая интересная, как надеялась Дженни. Не успела она еще решить, надела бы венок из подснежников и плюща или из гиацинтов, а регистратор уже произнес:
— Позвольте мне, миссис Лестер, первым поздравить вас.
И на этом все закончилось.
Крейг и Розаменд даже не поцеловались, просто переглянулись. Но было в их взглядах что-то удивительное, тронувшее Дженни почти до слез. Нет, не цветы, не белое платье, не музыка создают романтику. Это что-то другое, что-то связывающее людей, вступающих в брак. И лишь на миг — когда Крейг посмотрел на Розаменд, а она ответила на его взгляд, — Дженни увидела это что-то.
— Она, по-моему, вообще никогда не умолкнет, — пожаловался Фрэнк Эбботт. — Это весьма утомительно. Ее увели в изолятор, а она все говорит и говорит. Обо всем, что творила последние двадцать лет, во всех подробностях.
Мисс Силвер вздохнула.
— Ужасный случай.
Уже наступил вечер этого насыщенного событиями дня.
Они сидели в столовой Белого коттеджа: Фрэнк развалился в самом большом кресле, а мисс Силвер сидела прямо, держа на коленях свое вязанье. Миссис Мерридью все еще была у Люси Каннингэм и собиралась оставаться там до тех пор, пока та не уснет. Рядом с Фрэнком на столе стоял поднос с кофе, в камине уютно потрескивал огонь.
— Знаете, — заговорил он, — начальник полиции не поверил своим ушам. Сказал, что она сошла с ума, и все эти кошмары — лишь горькая фантазия расстроенного ума.
Даже предъявленные рубины его не убедили. Род Крю обитал в Крю-хаус три сотни лет, не могут они быть преступниками и так далее и тому подобное. Если кто и был главным злодеем, так это Генри Каннингэм. Каннингэмы, как вам известно, живут здесь только тридцать лет, а что касается Сэлби, этого случайно забредшего сюда лондонца, от него, естественно, всего можно ожидать. Странно, верно? Ведь он и так очень состоятельный человек. Но чтобы хотя бы заподозрить Крю — тут начальник ни в какую. Представители старинного рода не способны на преступление, и точка.
Рейтузы для маленькой Джозефины были уже почти готовы. Шерсти должно было как раз хватить. Мисс Силвер спросила:
— Ну, умоляю, расскажи, как же ты его убедил?
Фрэнк налил себе еще кофе и положил в чашку огромное количество сахара.
— Что ж, когда она сказала, что труп Мэгги Белл находится в старом песчаном карьере прямо у обочины второй дороги к Мэлбери, и его нашли в зарослях крапивы и куманики, шеф сдался. Оставалось либо объявить ее ясновидящей, либо наконец смириться с фактом, что она помогала закапывать туда труп. Она рассказывала нам с такой гордостью, как перехватила Мэгги на ее пути к Хантам и уговорила сесть в машину Сэлби якобы для того, чтобы объяснить все насчет записки для матери Флорри. После чего Сэлби жахнул ее по голове, а потом закопал в карьере. А из-за чего? Из-за того, что Генри беспечно оставил краденые алмазы на виду, а вернувшись в кабинет, застал глазевшую на них Мэгги. Естественно, после этого необходимо было ее убрать, что Сэлби с Лидией и сделали. Как я понял. Генри они об этом не сообщили. Он лишь занимался упаковкой драгоценностей в свои чучела.
