— Отличное вино трёхлетней выдержки. Теперь наш ангелочек никуда не упорхнёт, и капризов у него поубавится.
Конрад с пьяным смехом опустился на землю.
— Придётся вам нести меня, я не могу идти, — он лёг навзничь, сложил руки на груди и прикрыл глаза.
Дингер хихикнул:
— Ну, заботливый слуга, что будем делать?
Лендерт не ответил. Вдали на дороге, в той стороне, откуда они приехали, клубилось облако пыли. Бог знает, почему голландец ощутил тревогу.
— Сойдём-ка с дороги, — сказал он Дингеру. — Возьми мальчика на руки. У меня болит плечо.
Высокие колосья ячменя укрыли их от глаз скачущей во весь опор компании. Впереди, в окружении целого отряда шляхтичей и слуг, мчался на крупном караковом жеребце владелец Хелльштайна, статный, темноволосый, одетый во всё чёрное. "Лёгок на помине", — подумал Лендерт.
Шумная компания пронеслась мимо прячущихся среди колосьев путников и недалеко впереди свернула на узкую боковую дорогу, ведущую в Хелльштайн. Когда стих шум бешеной скачки и осела пыль, Лендерт поднялся с земли. Налитые колосья доходили ему до груди.
— Надо спешить. Чего доброго, кто-нибудь из этих господ вздумает вернуться или отослать обратно слуг.
Дингер тяжело, с усилием встал, неловко прижимая к себе Конрада. Тот недовольно шевельнулся, пытаясь высвободиться.
— Отпусти меня, я пойду сам, — сказал он совершенно трезвым голосом.
— Сделайте милость, ваша светлость, — Дингер поставил его на землю.
Раздвигая волны колышущегося на ветру ячменя, Конрад проворно выбрался на дорогу. Отрезвил ли его испуг при виде вооружённых всадников, или же он только прикинулся пьяным, чтобы посмеяться над слугами? Второе казалось более правдоподобным. Лендерт шёл, поглядывая в ту сторону, куда умчалась компания. Позади него Дингер громко чертыхнулся, попав ногой в кротовую нору.
Конрад весело помахал своим спутникам. На фоне серебристо-жёлтой дороги и золотых колосьев, в лучах приближающегося к зениту солнца он сам казался золотистым, несмотря на черноту его траурной одежды. Маленький светлый дух полей. Как же безжалостен был тот, кто решился вырвать его из родной стихии!
— Скорее, а то ещё кто-нибудь появится, и нам снова придётся лезть в овёс!
— В ячмень, ваша светлость, будь он неладен! — сдавленным от боли голосом отозвался Дингер. — Проклятье! Я вывихнул ногу!
Тут уж рассмеялся не только Конрад.
— Если мы всё-таки, с Божьей помощью, доберёмся до Баварии, там наверняка решат, что в Чешские земли опять вошли шведы, — пошутил Лендерт.
До леса добрались относительно быстро, несмотря на то, что Дингер заметно прихрамывал. На дороге было пусто и тихо. Хелльштайн, поглотивший шумную компанию, безмолвствовал, сияя, как драгоценный розовый камень на лазурном полотнище неба.
На опушке леса ожидал Ян.
— Здесь неподалёку ручей, — сказал он Лендерту. — Мы остановились возле него.
Голландец одобрительно кивнул. Высокий, крепкий Ян был лучшим из челяди барона Норденфельда и не даром удостоился чести возглавлять отряд, сопровождающий наследника в пути.
На земле пана Мирослава было опасно устраивать длительный привал. Ян отвёл кортеж на большую поляну, закрытую от дороги густым кустарником. Рядом в овраге шумела речушка. Слуги распрягли лошадей, расстелили на траве дорожные плащи, достали припасы и уселись завтракать.
Конрад спустился к речке, утолил жажду и умылся. Дингер с трудом дохромал до кареты, привалился спиной к колесу, стянул сапог и принялся растирать опухшую лодыжку, ругая последними словами злосчастного крота и весь животный мир моравских полей. Лендерт вытащил из-под сидения плетёную корзину с провизией, предназначенной для Конрада, и позвал мальчика завтракать. Тот примчался, легко и ловко, как белка, взобрался на высокую подножку и нырнул в уютное нутро кареты, обитое тёмно-красной тканью.
— Эй, может, и мы перекусим? — спросил Дингер Лендерта. — Я там кое-что прихватил для нас с тобой.
— Держи! — Конрад бросил ему свёрток с жареной курицей.
Солдат поймал лоснящуюся от жира птицу, которой при жизни летать не доводилось.
— Спасибо, ваша светлость, у вас добрая душа, но к этой курочке сама собой напрашивается кружка пива.
