– Он все такой же мастер?
– Его Моне, которого Эрни сделал за выходные, висит в Лондоне в «Тейт» с тридцать пятого года.
– Отлично, привлеки его к этому делу. Заплачу премиальные.
– Не нужно ничего платить. Только не звони этому шаману.
– Я же не тебе собираюсь заплатить, а твоему зятю. Он мне ничем не обязан. Так что дай ему знать, что он получит как положено, по рыночной стоимости. Но заказ очень срочный.
– Я все понял. Это твой сын?
Они развернулись и оба посмотрели на Томаса, какая-то печаль промелькнула в глазах отца, тяжкое сожаление.
– Да. Не волнуйся. Он сегодня кое-что повидал. Томас, поздоровайся с Бобо.
– Привет, Бобо.
– Привет, малыш.
– Мне нужно переодеться, – сказал Томас.
Отец кивнул:
– Ну так иди.
Он переоделся в чистое в туалете в глубине клиники. Намочил в раковине штанину старых брюк и, как смог, обтер ноги. Скатал их, в пятнах мочи, вместе с трусами и забрал с собой в смотровую, где отец как раз совал в руки доктора Блейка пачку банкнот.
– Просто выбрось, – сказал отец, увидев старую одежду.
Томас заметил в углу комнаты мусорный бачок и положил свой сверток рядом с окровавленными лохмотьями, оставшимися от рубашки Диона.
Он услышал, как доктор Блейк говорит отцу о том, что у Диона повреждено легкое и что руку нужно держать неподвижно как минимум неделю.
– Неподвижно – это значит, что он не должен ею шевелить?
– Шевелить он может, только чтобы не было никаких резких движений.
– А если в следующие несколько часов я не смогу оградить его от этого?
– Тогда шов на артерии может разойтись.
– И он может умереть?
– Нет.
– Нет?
Доктор Блейк покачал головой:
– Не может, а умрет.
Дион все еще был без сознания, когда его погрузили на заднее сиденье машины, натолкав между ним и спинками передних сидений старых собачьих подстилок, чтобы Дион не скатился и не ушибся. Они опустили все окна в машине, но все равно вокруг воняло собачьей шерстью, собачьей мочой и больными собаками.
– Куда мы едем? – спросил Томас.
– В аэропорт.
– Мы летим домой?
– Да, попытаемся вернуться на Кубу.
– И те люди тогда не станут за тобой гоняться?
– Вот этого я не знаю, – сказал Джо. – Но у них точно нет причин гоняться за тобой.
– Тебе страшно?
– Немного. – Джо улыбнулся сыну.
– А как тебе удается не показывать этого?
– Просто сейчас как раз тот случай, когда думать важнее, чем чувствовать.
– И о чем же ты думаешь?
– Я думаю, что нам необходимо выбраться из города. И еще я думаю, что тот, кто пытался причинить нам вред, поставил себя в крайне неудобное положение. Он пытался убить дядю Диона, а у него это не получилось. Он пытался убить еще одного моего друга, но мой друг тоже сумел остаться в живых. И полиция здорово рассердится из-за того, что случилось сегодня в кондитерской. И мэр, и торговая палата тоже. Думаю, если нам удастся попасть на Кубу, этому человеку придется вести переговоры о мире.
– А куда подевался торт?
– А?
Томас стоял на коленях на переднем сиденье, глядя назад, на собачьи подстилки.
– Torta al cappuccino дяди Диона?
– При чем здесь торт?
– Он стоял за задним сиденьем.
– Мне казалось, Диона подстрелили, когда он был в кондитерской.
– Так и было.
– Тогда… Погоди-ка минутку. О чем ты говоришь? – Джо поднял глаза на сына.
– Но он успел поставить торт в машину.
– После того, как началась стрельба?
– Ну да. Он подошел, велел мне пригнуться. Он накричал на меня. Сказал, чтобы я лег на пол.
– Ясно, – сказал Джо. – Ясно. И все это происходило уже во время стрельбы?
– Да.
– И что же было потом?
– А потом он поставил торт на пол и пошел обратно.
– Это какая-то бессмыслица, – сказал Джо. – Ты уверен, что все правильно запомнил? Там столько всего происходило, и ты…
– Папа, – сказал Томас, – я уверен.
