Джо пересек переулок, взял ее за руки:
– Не моя. Его.
Она посмотрела ему через плечо на Диона, сгорбившегося на заднем сиденье.
– Он жив?
– Пока что да.
Она выпустила его руки и нервно потерла шею:
– По всему городу трупы.
– Знаю.
– Нескольких ниггеров застрелили в парикмахерской. И шестерых белых – я слышала про шестерых – в Айборе. Может быть, больше.
Джо кивнул.
– Ты к этому причастен? – Она взглянула на него.
Лгать нет смысла.
– Да.
– Кровь…
– Ванесса, у меня мало времени. Меня хотят убить, и моего друга, и, возможно, моего сына, если решат, что он видел слишком много. Я даже на лишний час не могу задержаться в Штатах.
– Иди в полицию.
Джо засмеялся.
– Почему нет?
– Потому что я не разговариваю с копами. И даже если бы разговаривал, некоторым из них платят наши.
– Кто?
– Тот, кто пытается меня убить.
– Джо, ты сегодня убил кого-нибудь?
– Ванесса, послушай…
Она заламывала руки:
– Скажи мне. Убил?
– Да. Мой сын оказался в центре перестрелки. Я поступил так, как должен был, чтобы вытащить его оттуда. Я пристрелил бы их еще дюжину, если бы они угрожали его жизни.
– Ты говоришь об этом с гордостью.
– Это не гордость. Это необходимость. – Он вздохнул, тяжело и протяжно. – Мне нужна твоя помощь. Сию минуту. Песок в часах почти пересыпался.
Она посмотрела мимо него на Томаса, вставшего на колени на переднем сиденье, на Диона, съежившегося на заднем.
Когда она снова взглянула на Джо, глаза ее были печальными.
– Чего это будет мне стоить?
– Всего.
В диспетчерской башне Джо, в плаще с застегнутым поясом, стоял и слушал, как миссис Ванесса Белгрейв убеждала Лестера Граммерса сделать правильный выбор.
– Этот самолет везет не просто кукурузу и пшеницу, – говорила она. – Он везет персональный подарок от мэра Тампы мэру Гаваны. Личный подарок, мистер Граммерс.
Лестер выглядел встревоженным и огорченным.
– Но, мэм, человек из правительства ясно высказался.
– Вы можете ему позвонить?
– Мэм?
– Сию минуту! Звоните!
– Я не могу в такой поздний час.
– Что ж, я могу позвонить мэру. Надеюсь, вы объясните ему, по какой причине чините препятствия его жене?
– Я не чиню… Господи!
– Нет? – Она присела на край стола и вынула сережку из правого уха, снимая трубку с рычага. – Не могли бы вы соединить меня с городской линией?
– Миссис Белгрейв, пожалуйста, выслушайте…
– Гайд-парк семьсот восемьдесят девять, – сказала она оператору.
– Мне нужна эта работа, миссис Белгрейв. Я… у меня трое детей-школьников.
Она успокаивающе похлопала его по колену, сморщила нос, глядя на него.
– Телефон звонит.
– Я не солдат!
– Дзынь, – сказала Ванесса. – Дзынь.
– А моя жена, она…
Ванесса подняла брови, затем снова перевела взгляд на телефон.
Лестер перегнулся через ее ноги и нажал на рычаг.
Она посмотрела на него, на его руку, застывшую над ее коленом.
Он убрал руку:
– Мы освободим вторую полосу.
– Вы сделали правильный выбор, Лестер, – сказала она. – Благодарю вас.
– И что же это? – Ванесса стояла перед Джо у подножья трапа. Оба кричали, чтобы перекрыть шум и гул пропеллеров.
Фарруко помог Джо погрузить на борт Диона, его уложили на стопку собачьих подстилок, пока Томас устраивался в кресле у иллюминатора. Джо вынул подпорки из-под колес, и самолет слегка завибрировал во внезапном порыве теплого ветра с залива.
– Это? – переспросил Джо. – Это остаток твоей жизни. Это ты и я, и ребенок.
– Я почти не знаю тебя.
Джо покачал головой:
– Ты почти не проводила со мной время. Но ты знаешь меня. И я знаю тебя.
– Ты…
– Кто? Кто я?
– Ты убийца. Ты гангстер.
– Я почти вышел в отставку.
– Хватит шутить.
– Я не шучу. Послушай, – прокричал он, пока ветер с залива и пропеллеры пытались сорвать с него и одежду, и волосы, – здесь у тебя ничего не осталось. Этого он тебе никогда не простит.
В двери самолета появился Фарруко Диас:
– Босс, мне велят подождать с вылетом. Диспетчер передал.
Джо отмахнулся от него.
– Я не могу просто сесть в самолет и исчезнуть, – сказала Ванесса.
– Ты не исчезнешь.
– Нет. – Она помотала головой, изо всех сил стараясь убедить себя. – Нет, нет и нет.
– Они приказывают мне поставить под колеса подпорки, – прокричал Фарруко.
– Я старше тебя, – говорил Джо Ванессе с жаром и отчаянием, – поэтому знаю, что о сделанном в жизни не сожалеешь. Сожалеешь о том, чего не сделал. О коробке, которую не открыл, прыжке, на который не решился. И лет через десять, в какой-нибудь гостиной Атланты, ты подумаешь: «Нужно было сесть в тот самолет». Подумай. Здесь у тебя ничего не осталось, а там тебя ждет целый мир.
